М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество
Шрифт:
Стрижи (вместе, кроме второго). „Вдруг вздумал странствовать один из них, лететь“…
Стриж первый. В это время, некто Петерсон, имея достаточно свободных минут… Но за что они нас обидели?
Стриж вторый (оправдывается). Я единственный стриж из бесчисленного множества стрижей, который занимался философией, и потому, будучи учеником и последователем Гегеля, я полагал —
Голос сверху. Впредь не полагай! (Стрижи в ужасе.)
Стриж вторый (бессознательно продолжает свою речь). Я полагал…
Стриж первый. Довольно. (С горечью.) Очевидно, здесь даже оправдания не допускаются. (Голос сверху: „А ты думал как?“), а потому забудем прошлое. (В сторону: „За что они нас обидели?“), и займемся
„Стриж седьмый“, который в списке действующих лиц обозначен как „стихотворец“, является поэтом Ф. Бергом, как мы это скоро увидим; два „Нетопыря“ обозначены в этом списке как „служащий при редакции“ и „сторож“, и, конечно, не нуждаются в расшифровке. Что же касается „Голоса сверху“, то это голос Петерсона, доносительная статья которого погубила „Время“. Начинается совещание стрижей о программе нового журнала; одни из стрижей хотят предоставить это дело на волю наборщиков типографии, другие возражают, что наборщики в видах сокращения труда могут позволить себе брать буквы не по порядку, а горстями, третьи предлагают сказать, что „направление нашего журнала достаточно определяется уже тем, что его издают стрижи“, что „недалеко то время, когда достаточно будет сказать слово „стрижи“, чтобы всякий понял, что оно означает именно стрижей, а не орлов!“. На этом Стрижи соглашаются и приступают к обсуждению материала для первых книжек журнала.
Стриж первый. Итак, программа написана. Теперь остается поговорить собственно о статьях. Стриж седьмый! Готово ли у вас приветствие к публике?
Стриж седьмый (с к р о м н о). Я назвал свое приветствие: „Снова здорово“. Песня эта должна изобразить радость молодого стрижа по случаю весеннего прилета птиц на старые гнезда. (Д е к л а м и р у е т:)
В темный день! В светлу ночь! Собиралися стрижи! Собирались молодцы! Уж как стрижики сидятстоят! Уж как молодцы молчатговорят! Чикчибирики! Чикчибирики! Веселыемрачные стрижики!Стриж первый. Достаточно. Я полагаю, господа, что это стихотворение еще больше выяснит направление нашего журнала. Ибо что, в сущности, хотим мы сказать, спрашиваю я вас?
Все (отвечают хором):
Чикчибирики! Чикчибирики!Стриж первый. Именно. Следовательно, все, что я могу заметить молодому нашему поэту и сострижу, заключается в том, что он без нужды заканчивает каждый свой стих знаком восклицания!
Стриж третий (обращаясь к Стрижу седьмому). Отдавая справедливость вашему „чикчибирики!“, я, в качестве критика орнитологических искусств, не могу не заметить, что мне гораздо более нравится ваш романс, начинающийся стихами:
Наднях летая. Над Фонтанкой? Я жажду. Утолить желал…Правда, что знаки препинания расставлены здесь совсем уж не сообразно…
„Стриж седьмый“, как уже указано выше, — Ф. Берг, а „Стриж третий“, „критик орнитотогических исскусств“ — очевидно, главный критик и „Времени“ и „Эпохи“, Аполлон Григорьев. О том, что своим пародическим стихотворением Салтыков метил в Берга, он сказал примечанием: „Хотя это стихотворение есть не что иное, как дурно скрытое подражание г. Ф. Бергу, однако для стрижа оно удовлетворительно“. Затем редактор, „Стриж первый“, обращается ко второму „стихотворцу“, „Стрижу шестому“, под которым имеется в виду поэт и переводчик Н. Гербель. „Стриж шестый“ развязно читает стихотворение, которое „должно
Стихотворение это возбуждает сомнение редакции в цензурном отношенни: „собравши остатки“… — какие остатки? чего остатки?». «Стриж вторый» (Страхов) полагает, что это «какиенибудь органические остатки», «Стриж третий» (Аполлон Григорьев) думает, что это «остатки прежнего нашего направления». Редактор, «Стриж первый» (М. Достоевский), сомневается, возможно ли печатать такое стихотворение, которое может подать повод к различным толкованиям, но готов был бы напечатать его, «если б меня удостоверил Петерсон, что можно»… Раздается «Голос сверху» (Петерсона) — «Можно!», — производя общую радость среди стрижей: стихотворение будет напечатано. Между прочим, стихотворение это является пародией на стихи Н. Гербеля, напечатанные в № 1 «Эпохи»:
209
«У Банкова моста», на углу Малой Мещанской (впоследствии Казначейская) и Екатерининского канала, помещалась редакция «Эпохи» в доме Пономаревой, как это удалось установить автору настоящих строк (см. Аполлон Григорьев, «Воспоминания», изд. «Academia», Л. 1930 г.; там же впервые дан снимок этого дома)
Не привожу всего стихотворения Гербеля, так как и этого отрывка достаточно, чтобы с ним можно было сравнить юмористическую пародию Салтыкова. Продолжается обсуждение дальнейших статей журнала, при чем очень язвительно пародируются заглавия ряда статей, напечатанных в первых номерах «Эпохи». Редактор переходит к романам «Стрижа пЯ-того», который прислал их целых десять штук, но все они «оказались подмоченными». Этот «Стриж пятый» по определению списка действующих лиц — «беллетрист веселый» и в настоящее время «находится в отсутствии». Служащий при редакции «Нетопырь первый» оглашает полученное письмо от этого «нашего русского Купера»:
Нетопырь первый (читает). «Был в Полтаве, и облетел всю; написал роман и полетел в Харьков; в Харькове Кулиш устроил для меня танцовальный вечер; были дамочки… Тут только вспомнил: как жаль, что я не успел побывать в Полтаве…».
Стриж первый (в сторону). Ну, за что, за что они нас обидели?!
Стриж вторый. Позвольте, однако: ведь он, за две строки перед сим, писал, что облетел всю Полтаву, а теперь жалеет, что не успел быть в ней?