М. П. Одинцов
Шрифт:
подчиненные. Иначе какой же он командир! Его личный пример — наиболее [145] рациональный метод
обучения, позволяющий пилотам стать быстро «на крыло».
По этому поводу Одинцов рассуждает так:
— Если командир не летает на новой машине, пусть даже не по своей вине, то позже он будет мучиться
от сознания неполноценности личных суждений об этой машине при разговоре с подчиненными, при
определении программы полетов. Холодок отчужденности, глубоко скрытая, подчас неосознанная
могут появиться в ответ на указание командира, если тот сам не летает на машине, которую поднимает в
воздух подчиненный ему летчик. В обыденной жизни говорят: научившись ездить на велосипеде или
плавать, разучиться уже нельзя. В авиации не так. В жизни существуют разные школы и разные
экзамены. Можно однажды сдать испытание — потом весь век свой носить звание специалиста. В
авиации экзамен на звание летчика длится всю жизнь. Сколько ограничений для себя приходится
устанавливать, сколько веселых компаний доводилось пропустить!.. Короче говоря, экзамены в летном
деле постоянны. В основном — бурей. Бывают (редко, правда) — тишиной...
Одинцов так понимает, что большой авиационный начальник просто не имеет права плохо летать.
Потому что каждый его срыв — это не только личная неудача. Это большой моральный ущерб делу, так
как высокая должность сделала тебя эталоном. Она дала права не только на требовательность, почет, уважение. Это еще и тяжелая «шапка Мономаха». Генерал — не только большое звание, но и ноша. А
ношу нельзя не соизмерять с силой плеча.
Есть в домашнем кабинете Михаила Петровича своеобразное справочное пособие по его летной
биографии — на одной из стен размещено несколько десятков безупречно собранных макетов самолетов.
[146]
Внушительная экспозиция на всю стену. Самое почетное место на этом параде авиационной техники
отведено, конечно же, грозному Ил-2. Самолеты переходят от прямого тихоходного крыла на косое, потом
до полностью отклоненного назад, которое превратило машину в стремительную крылатую ракету.
Дальше идут самолеты с переменной стреловидностью крыла, которая превращает одну машину в
несколько совершенно непохожих друг на друга летательных аппаратов.
На вопрос, сколько типов самолетов освоил, на каких боевых машинах летал, Михаил Петрович ответил:
— Проще будет, наверное, ответить, на каких не летал.
Начал с самолетов довоенных и военных лет. Потом на листе бумаги выстроился длинный столбец
наименований самолетов и вертолетов самых различных типов. На каких только крылатых и
винтокрылых машинах не летал, кому только не передавал он свое умение! Практически на всех
серийных машинах ВВС — от «небесных тихоходов»
Почти сорок лет пишет свою летную биографию Михаил Петрович Одинцов. И как пишет! Если уж
садился этот мастер в кабину боевой машины, то выжимал из нее до конца все огромные энергетические
возможности, которые она имела. Почти половина этой биографии — в генеральском звании. Поистине
— крылатый генерал! Много это или мало? Наверное, много, особенно если учесть рубцы от фронтовых
ран и множество мелких осколков, которые поселились в его теле еще в июле сорок первого года, если не
покинул он кабину сверхзвукового ракетоносца и тогда, когда жизнь перевела его через
пятидесятипятилетний порожек, на шестом десятке лет [147] продолжал летать по самым сложным
заданиям. Дважды в жизни пережил он приговоры придирчивых медиков: «Летать нельзя!» Вот она, неугасимая жажда дела и знаний, неукротимое трудолюбие, великое желание постичь неизведанное, высокая ответственность за порученное дело!
На аэродромах округа часто звучала фраза: «Сам командующий летает сегодня». И в этом уважительно
сказанном летчиками, инженерами, техниками и механиками слове «сам» отражалось многое. И то, что
речь идет об одном из самых авторитетных летчиков, и то, что условия в этот день или в ту ночь были
особенно сложными, с «железным» минимумом погоды, когда летать могут только мастера.
Да, у них были все основания восхищаться и гордиться своим командующим. И тем, что он летчик-
снайпер, мастер перехватов, и тем, что командир толковый. Именно о таких говорят, что человек на своем
месте.
Не особенно щедрые на эмоции летчики, проведшие многие сотни часов в небе, сразу поняли, что не мог
их командующий жить вне аэродромов. Как только представлялась возможность, мчался туда, где от
грохота турбин сотрясается небо и земля, где сильные, крепкие люди подчиняют себе скорость, высоту, стихию. Великую радость доставляют ему мгновения, когда он вновь может ощутить под ногами тепло и
гладь разогретого солнцем и форсажным пламенем бетона, окунуться взглядом в бездонную синь
аэродромного неба, коснуться ладонью горячей после полета обшивки самолета.
Михаил Петрович всегда стремится испытывать себя на самом-самом: если уж перегрузки — так
предельные, если скорости — так рекордные, если высоты — так недосягаемые. Подобный максимализм
может дать только истребитель. Так даешь истребитель [148] генералу! Как и в юности — все до
крайностей! На истребителе второго, затем третьего поколения генерал Одинцов, будучи командующим