М. П. Одинцов
Шрифт:
воздушную пигалицу, наверное, долго вытряхивать из ее одеяния придется.
Забежали в зал, когда уже увертюра оперы «Кармен» начала звучать. Почти весь первый акт Галина
проплакала потихоньку. Ребята ведь какие хорошие, а она... такой махонькой уродилась. На полторы
головы ниже стройного майора. Шли веселые сцены, а она тайком слизывала катившиеся из глаз к
уголкам рта слезинки.
Михаил сидел рядом и все это видел, но пока молчал. Странное состояние овладело
представление, а видел рядом сидящую маленькую героиню. Перед глазами одна и та же картина.
Девушка, прибежавшая на первое в жизни свидание. Из-под сдвинутой набок меховой шапки черные, густые, вьющиеся волосы. На белоснежном с алым румянцем лице сияние вопрошающего взгляда
веселых, словно удивленных больших карих глаз. На припухших, немного побелевших от холода губах
озорная, но какая-то незащищенная улыбка. Юность, вступающая во взрослость... Как блестят ее глаза!
От недавних переживаний? Или они всегда такие? [126]
В антракте разговорились. Впрочем, больше говорил он. Она тогда, после такого знакомства, не была
сначала особенно разговорчива. Постепенно, однако, оживилась и, взмахивая длинными ресницами, рассказала, что скоро будет юристом. Теперь в ней стало мелькать что-то бесшабашное, мальчишеское и
вместе с тем надежное. И Одинцову с ней стало как-то спокойно, радостно и легко. Особенно когда
выяснилось, что в Свердловске в одной школе учились, только в разное время.
Пошли чередой дни, недели, месяцы. Стали перезваниваться. Встречи были не частыми. Немало забот у
слушателя ВПА. Да и у студентки юринститута — лекции, зачеты, сессии, собрания, семинары. И все же, когда ему становилось особенно трудно, он ходил встречать ее — обаятельную, ироничную, спортивно-
элегантную. Эти встречи дарили им радость открытия дремавших доселе чувств и слов.
Сказать, что Михаил влюбился с первого взгляда, пожалуй, нельзя. Ему было просто хорошо с этой
красивой и юной студенткой по фамилии Люхтикова и самым лучшим, как ему казалось, в мире именем
— Галя, Галка, Галина. Каждую новую встречу он ждал с нетерпением. Бодрые шутки девушки, ее
звонкий голос несли такой заряд уверенности и оптимизма, что вся трудная учеба после большого
перерыва из-за болезни как-то веселее пошла. Он удивлялся и радовался этому: видно, судьба.
Галине тоже Михаил нравился все больше и больше. Всем взял: рост — гренадерский, характер веселый, всегда по-военному подтянут. Рассудительный. Характер ровный, спокойный, относится как-то по-
рыцарски, благородно.
Шло время, крепла их любовь.
Вспоминая то время, Галина Анисимовна шутит:
— Спасибо «Анти-Дюрингу». Этот классический [127]
экзаменам готовилась и очень туманно представляла многие положения этого произведения. Миша
взялся мне помочь. Он был силен в трех составных частях марксизма. Но вот беда: он мне толкует об
«окончательных и вечных истинах в последней инстанции», а я про себя думаю: «Когда же ты о любви
заговоришь?» Долго ему тогда работать пришлось, чтобы мой пробел в политическом образовании
ликвидировать...
Через некоторое время Галя привела Михаила к родителям. Отец и мать с уважением относились к
военным, и ему было хорошо в этом доме.
Анисим Стефанович Люхтиков, сын бедного крестьянина-белоруса, всю сознательную жизнь посвятил
делу беззаветного служения Родине, народу, партии коммунистов. В гражданскую он стал
красноармейцем и прошел с родной армией путь от рядового до генерала. В годы Великой Отечественной
войны Анисим Стефанович все время находился в действующей армии, командовал дивизией и
корпусом, которые не раз отличались в сражениях с врагом. В послевоенные годы генерал-майор
Люхтиков работал начальником пехотного училища, а затем на различных должностях в аппарате
Министерства обороны СССР. Он пользовался заслуженным авторитетом, показывал достойный пример
исполнения партийного и воинского долга. Восемью орденами и многими медалями был отмечен его
ратный труд.
Радостью лучились глаза, теплым светом озарялось лицо при встрече с Михаилом и матери Галины —
Марии Трофимовны. Работала она всю жизнь в армейских библиотеках и хорошо знала цену офицерской
службы. А еще она была такой, как все настоящие жены военных, — помощницей в деле, опорой в
службе, доброй матерью трех дочерей и сына. [128]
В трудах и заботах семейных находила удовлетворение, гордость и счастье.
Минуло пять месяцев, и произошло событие, в котором снова проявился одинцовский характер.
— Давай поженимся! — сказал вдруг без всяких предисловий при одной из встреч Михаил.
Вначале Галина опешила. Когда опомнилась, обстреляла его своими искрящимися глазами и
расхохоталась.
— Вот так прямо сразу? По принципу: «Все женятся, и нам надо»?
— Эх ты, генеральская дочка. Испугалась жизни офицерской, жизни кочевой? От столицы, от маменьки с
папенькой боишься оторваться?
Галя была не из тех студенток, которые легко меняют диплом на брачное свидетельство, но все же
ответила:
— Да я с тобой, Мишенька, на край света готова уехать, не оглядываясь. Но кто же так делает