М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Сборник

маскарадов, постановки новой оперы или балета,

дебюта приезжей знаменитости, — гусарские офицеры

не только младших, но и старших чинов уезжали

в Петербург и, конечно, не все возвращались в Царское

Село своевременно. Граф Васильев помнит даже такой

случай. Однажды генерал Хомутов приказал полковому

адъютанту, графу Ламберту, назначить на утро полко­

вое ученье, но адъютант доложил ему, что вечером идет

«Фенелла» 6

и офицеры в Петербурге, так что многие,

не зная о наряде, не будут на ученье. Командир полка

принял во внимание подобное представление, и ученье

было отложено до следующего дня. Лермонтов жил

200

с товарищами вообще дружно, и офицеры любили его

за высоко ценившуюся тогда «гусарскую удаль».

Не сходился только он с одними поляками, в особен­

ности он не любил одного из наиболее чванных из

них — Понятовского, бывшего впоследствии адъютан­

том великого князя Михаила Павловича. Взаимные их

отношения ограничивались холодными поклонами при

встречах. <...>

Квартиру Лермонтов имел, по словам Д. А. Столы­

пина, в Царском Селе, на углу Большого проспекта

и Манежной улицы 7, но жил в ней не с одним только

Алексеем Аркадьевичем, как заявлено П. А. Вискова-

товым в биографии поэта; вместе с ними жил также

и Алексей Григорьевич Столыпин, и хозяйство у всех

троих было общее. Лошадей Лермонтов любил хороших

и ввиду частых поездок в Петербург держал верховых

и выездных. Его конь Парадёр считался одним из луч­

ших; он купил его у генерала Хомутова и заплатил

более 1500 рублей, что по тогдашнему времени состав­

ляло на ассигнации около 6000 рублей 8. О резвости

гусарских скакунов можно судить по следующему

рассказу Д. А. Столыпина. Во время известной поездки

Лермонтова с А. А. Столыпиным на дачу балерины

Пименовой, близ Красного кабачка, воспетой Михаи­

лом Юрьевичем в поэме «Монго», когда друзья на обрат­

ном пути только что выдвинулись на петергофскую

дорогу, вдали показался возвращающийся из Петер­

гофа в Петербург в коляске четверкою великий князь

Михаил Павлович. Ехать ему навстречу значило бы

сидеть на гауптвахте, так как они уехали из полка без

спросу 9. Не долго думая, они повернули назад и пом­

чались по дороге в Петербург, впереди великого князя.

Как ни хороша была четверка великокняжеских коней,

друзья ускакали и, свернув под Петербургом в сторону,

рано утром вернулись к полку благополучно. Великий

князь не узнал их, он видел только двух

впереди его

ускакавших гусар, но кто именно были эти гусары,

рассмотреть не мог и поэтому, приехав в Петербург,

послал спросить полкового командира: все ли офицеры

на ученье? « В с е » , — отвечал генерал Хомутов; и дей­

ствительно, были все, так как друзья прямо с дороги

отправились на ученье. Гроза миновала благодаря рез­

вости гусарских скакунов.

В Гусарском полку, по рассказу графа Васильева,

было много любителей большой карточной игры и гоме-

201

рических попоек с огнями, музыкой, женщинами

и пляской. У Герздорфа, Бакаева и Ломоносова велась

постоянная игра, проигрывались десятки тысяч, у дру­

гих — тысячи бросались на кутежи. Лермонтов бывал

везде и везде принимал участие, но сердце его не

лежало ни к тому, ни к другому. Он приходил, ставил

несколько карт, брал или давал, смеялся и уходил.

О женщинах, приезжавших на кутежи из С.-Петер­

бурга, он говаривал: «Бедные, их нужда к нам заго­

няет», или: «На что они нам? у нас так много достойных

любви женщин». Из всех этих шальных удовольствий

поэт более всего любил цыган. В то время цыгане

в Петербурге только что появились. Их привез из

Москвы знаменитый Илья Соколов, в хоре которого

были первые по тогдашнему времени певицы: Любаша,

Стеша, Груша и другие, увлекавшие не только моло­

дежь, но и стариков на безумные с ними траты. Цыгане,

по приезде из Москвы, первоначально поселились

в Павловске, где они в одной из слободок занимали

несколько домов, а затем уже, с течением времени,

перебрались и в Петербург. Михаил Юрьевич частенько

наезжал с товарищами к цыганам в Павловск, но

и здесь, как во всем, его привлекал не кутеж, а их дикие

разудалые песни, своеобразный быт, оригинальность

типов и характеров, а главное, свобода, которую они

воспевали в песнях и которой они были тогда един­

ственными провозвестниками. Все это он наблюдал

и изучал и возвращался домой почти всегда довольный

проведенным у них временем.

Д. А. Столыпин рассказывал мне, что он, будучи

еще юнкером (в 1835 или 1836 году), приехал однажды

к Лермонтову в Царское Село и с ним после обеда

отправился к цыганам, где они и провели целый вечер.

На вопрос его: какую песню он любит более всего? —

Лермонтов ответил: «А вот послушай!» — и велел