М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
спеть. Начала песни, к сожалению, Дмитрий Аркадь
евич припомнить не мог, он вспомнил только несколько
слов ее: «А ты слышишь ли, милый друг, понимаешь
ли...» — и еще: «Ах ты, злодей, злодей...» Вот эту песню
он особенно любил и за мотив и за слова 10.
Граф Васильев жил в то время в Царском Селе на
одной квартире с поручиком Гончаровым, родным
братом Натальи Николаевны, супруги А. С. Пушкина.
Через него он познакомился
впоследствии нередко. А. С. Пушкин, живший тогда
202
тоже в Царском, близ Китайского домика, полюбил
молодого гусара и частенько утром, когда он возвра
щался с ученья домой, зазывал к себе, шутил, смеялся,
рассказывал или сам слушал рассказы о новостях дня.
Однажды в жаркий летний день граф Васильев, зайдя
к нему, застал его чуть не в прародительском костюме.
«Ну, уж и з в и н и т е , — засмеялся поэт, пожимая ему
р у к у , — жара стоит африканская, а у нас там, в Африке,
ходят в таких костюмах».
Он, по словам графа Васильева, не был лично
знаком с Лермонтовым, но знал о нем и восхищался
его стихами.
— Далеко мальчик п о й д е т , — говорил он 11.
Между тем некоторые гусары были против занятий
Лермонтова поэзией. Они находили это несовместимым
с достоинством гвардейского офицера.
— Брось ты свои с т и х и , — сказал однажды Лер
монтову любивший его более других полковник Ло
м о н о с о в , — государь узнает, и наживешь ты себе беды!
— Что я пишу с т и х и , — отвечал п о э т , — государю
известно было, еще когда я был в юнкерской шко
ле, через великого князя Михаила Павловича, и вот,
как видите, до сих пор никаких бед я себе не нажил.
— Ну, смотри, с м о т р и , — грозил ему шутя старый
г у с а р , — не зарвись, куда не следует.
— Не беспокойтесь, господин п о л к о в н и к , — отшу
чивался Михаил Юрьевич, делая серьезную м и н у , —
сын Феба не унизится до самозабвения.
Когда последовал приказ о переводе Лермонтова за
стихи «На смерть А. С. Пушкина» на Кавказ в Ниже
городский драгунский полк, офицеры лейб-гвардии Гу
сарского полка хотели дать ему прощальный обед по
подписке, но полковой командир не разрешил, находя,
что подобные проводы могут быть истолкованы как
протест против выписки поэта из полка.
* * *
Дмитрий Аркадьевич Столыпин (брат секунданта
поэта в барантовской дуэли А. А. Столыпина) дал очень
уклончивый отзыв о Мартынове. По его словам, он его
знал вообще очень мало, встречался с ним, но близко
никогда
тов был знаком в московский период его жизни, заезжал
к ним и после, когда случалось быть в Белокаменной,
но об ухаживании его за которой-нибудь из них, а тем
203
более о близких дружественных отношениях, ни от ко
го — ни от самого Лермонтова, который был с ним дру
жен, ни от кого другого не слыхал. О казусе с пакетом
при жизни Лермонтова никакого разговора не было 12.
Это, вероятно, была простая любезность, желание
оказать услугу добрым знакомым, и если поэт ее не ис
полнил, то потому, что посылка дорогой была украдена.
Если он так заявил, то это, значит, так и было: он ни
когда не лгал, ложь была чужда ему. Во всяком слу
чае, подобное обстоятельство причиной дуэли быть
не могло, иначе она должна была состояться несколь
кими годами раньше, то есть в то же время, когда Мар
тынов узнал, что Лермонтов захватил письма его
сестер. О кровавой развязке дуэли Д. А. Столыпин
только однажды беседовал с Н. С. Мартыновым, кото
рый откровенно сказал ему, что он отнесся к поединку
серьезно, потому, что не хотел впоследствии подвер
гаться насмешкам, которыми вообще осыпают людей,
делающих дуэль предлогом к бесполезной трате пыжей
и гомерическим попойкам.
* * *
Д. А. Столыпин, как близкий родственник и товарищ
Михаила Юрьевича, частенько делил с ним досуги
в последний приезд его с Кавказа в Петербург в 1841 го
ду, и вот что он говорил нам весною 1892 года
в Москве относительно рукописи «Демона» и некоторых
сопряженных с ней вопросов.
Рукопись «Демон» переписана начисто Лермонто
вым собственноручно еще на Кавказе. Это была тетрадь
большого листового формата, сшитая из дести обыкно
венной белой писчей бумаги и перегнутая сверху до
низу надвое. Текст поэмы написан четко и разборчиво,
без малейших поправок и перемарок на правой стороне
листа, а левая оставалась чистою. Автограф этот поэт
приготовил и привез с собой в Петербург в начале
1841 года для доставления удовольствия бабушке Ели
завете Алексеевне Арсеньевой прочитать «Демона»
лично, за что она и сделала предупредительному внуку
хороший денежный подарок. «Демон» читался неодно
кратно в гостиной бабушки, в интимном кружке ее дру
зей, и в нем тут же, когда поэт собирался отвезти ру