Мачеха для Золушки
Шрифт:
Катрин сжала губы, и отвернулась, северянин решительным движением взял ее за подбородок, и развернул к себе.
– Ну же, ты будешь выглядеть глупо, если мне и правда придется заставлять тебя есть.
Женщина бросила на него испепеляющий взгляд, но вынуждена была подчиниться. Теплый бульон вызвал ноющую боль в ребрах, и заставил, стиснув зубы, откинуться на подушки.
– Не так плохо, - заметил Ингвар, возвращая чашку на место, - Тебе все равно пока нельзя много, слишком давно ты отказываешься от пищи. Понадобится какое-то время, чтобы
– Неужели ты не понимаешь, что я не хочу этого?
– сквозь зубы произнесла Катрин, борясь с тошнотой.
– Пока не будем об этом, - ровным тоном ответил Ингвар, - Потом можешь высказать мне все, что накопится в твоей душе, а до тех пор, набирайся сил.
Катрин снова отвернулась, но через пару часов северянин снова заставил ее выпить немного бульона. Следующие несколько дней растянулись в бесконечное противостояние. Женщина злилась, ненавидела себя за свое состояние, но ничего не могла поделать, Ингвар не обращал ни малейшего внимания на ее нежелание принимать пищу.
Прибыл пожилой мужчина, с короткой белой бородой, и смуглой кожей. Он долго слушал дыхание через трубку, просил сжимать, разжимать ладони, считал пульс, расспрашивал о самочувствии. Катрин нехотя отвечала, понимая, что ее все равно не оставят в покое.
Затем лекарь ушел в другую часть комнаты, и долго о чем-то разговаривал с Ингваром. Северянин хмурился, задавал вопросы, но лекарь только отрицательно качал головой. От последних слов пожилого мужчины, лицо Ингвара просветлело, он переспросил еще раз, чтобы убедиться наверняка. Лекарь коротко кивнул, и вышел.
***
– О чем вы разговаривали?
– требовательно спросила Катрин, кутаясь в одеяло.
– Уверена, что хочешь знать?
– Ингвар пытался сохранить серьезное лицо, но сияющие глаза выдавали его с головой.
– Это касается меня.
Она даже не спрашивала, - утверждала. Вряд ли северянин притащил лекаря с другой части света, чтобы обсудить погоду
Последнее время Катрин чувствовала себя гораздо лучше. Пусть она пока не могла есть ничего, кроме жидких каш, и размятых овощей, но здоровье уже уверенно возвращалось на оставленные позиции. Сложно предаваться тоске, когда тебя ни на минуту не оставляют в покое, кормят с ложечки, заставляют прогуливаться по комнате, окружают заботой.
– Катрин, я обязательно тебе все расскажу, но может ты сперва хочешь увидеть Агату?
– Агату?
– после секундного замешательства, женщина выдохнула.
Конечно, как она могла забыть про младшую дочь? Почему позволила себе эту слабость, сколько переживаний доставила малышке!
Когда в комнату вошла девочка, Ингвар тактично скрылся за дверью. Агата неуверенно сделала пару шагов, вглядываясь в бледное, похудевшее лицо матери, а затем бросилась к ней на шею.
Сердце Катрин сжалось от чувства вины и раскаяния, она уткнулась в волосы дочери, не в силах сдержать слезы. Агата жалась к ней, как озябший зверек, впервые добравшийся до тепла.
– Мам, пожалуйста, не плачь,
Они просидели так довольно долго, прижимаясь друг к другу, как после долгой разлуки. Пережив первые эмоции, постепенно успокоились, и Катрин внимательно осмотрела дочку. От ее взгляда не укрылись ни темные круги под глазами, ни слишком серьезный вид девочки, в душе снова защемило от чувства вины.
– Агата, девочка моя, прости... Я не должна была так оставлять тебя, и думать только о себе,
– прошептала Катрин, снова притягивая к себе дочь
– Все в порядке, мама. Теперь ты поправляешься, и у нас снова все будет хорошо.
– убежденно ответила девочка.
Женщина кивнула, ощутив, как к горлу снова подступает ком. Из-за беременности, слабости, никак не удавалось сохранить эмоции под контролем. И какое оно дальше будет, это будущее...
– Ты окрепнешь, и мы поплывем на большом корабле. Дядя Ингвар рассказывал, что...
– Дядя?
– недоуменно переспросила Катрин, удивленная, что ее застенчивая младшая дочь успела найти общий язык с северянином.
– Так в Эрланге называют старших, - охотно пояснила Агата, и продолжила, - ... рассказывал, что у них снежинки не летают в воздухе, как у нас, а покрывают землю огромными холмами, и дети скатываются с этих холмов на полозьях. Мы будем жить в огромном доме, а потом к нам обязательно приплывет Эйрика...
– Эйрика?
– дернулась Катрин?
– От нее есть вести? Она нашлась?
– Ой, - девочка зажала себе рот ладонями, - Я не должна была говорить. Дядя Ингвар сказал, что лучше, если ты узнаешь от него...
– Что узнаю? Агата!
– голос женщины смягчился, - у тебя же не было от меня секретов?
Девочка потупилась, щеки залились румянцем. Катрин вздохнула, и решила пока не давить на девочку, а устроить допрос северянину.
Избегая опасной темы, Агата переключилась на более близкие события, и принялась рассказывать матери о своих делах, как она читала книги, переписывала строчки, и даже сумела сшить платье своей старой кукле.
Катрин слушала ее со всем вниманием, но мысли то и дело перескакивали на свое. Что Ингвар знает про Эйрику? Или его слова - лишь попытка утешить Агату? Как, за столь короткий срок, северянин успел настолько вызвать доверие дочки, что та готова плыть в холодную неизвестную страну, полагаясь лишь на его слова? И самое главное, как ей самой вести себя с ним?
Агата уже давно ушла спать, а Катрин все лежала, в глубокой задумчивости. Она твердо решила выпытать у северянина, что ему известно об Эйрике, но, как назло, мужчина куда-то ушел. Служанка сообщила, что северянин не предупредил, когда вернется, но приказал девушке проследить, чтобы Катрин поужинала.
Без особого удовольствия, но и без возражений, женщина съела несколько ложек каши, и отодвинула чашку подальше от себя. С какой стати она вообще позволила этому дикарю командовать в своем доме?