Мацзу
Шрифт:
— В это мире связи решают всё, — покивав головой, изрек У Бо вечную истину.
К вечеру мы перешли на рейд Макао, где экипаж получил расчет за рейс и самовыгрузку — приличнейшие для этих мест деньги. Я наведался к жене, снял накопившуюся моральную усталость. Она наверняка догадывается, что у меня есть женщина в Калькутте, но в ее обществе принято делить мужчину с другими, поэтому намекнула, что хочет еще одного ребенка. Женщины почему-то уверены, что, чем больше детей, тем надежнее привяжут мужчину. Многие представители сильного пола даже не догадываются о такой привязке.
Утром я наведался в канцелярию
После сиесты, воспользовавшись приливом, мы перешли к острову Вампоа под погрузку. Несмотря на то, что уже начало смеркаться, на «Мацзу» прибыл представитель Джон-компани, «малярийник» Джонатан Липман. Узнав, что я продал весь привезенный опиум по семь долларов за фунт, очень удивился.
— Китайцы перекрыли почти все каналы сбыта. Мы продаем по пять с половиной, иногда по шесть долларов за фунт и небольшими партиями, — рассказал он.
Значит, Бао Пын почти не врал, заявляя, что покупает по пять. Видимо, хакка и остались тем, наверное, одним из немногих, если не единственным, каналом сбыта, благодаря сотрудничеству контрабандиста, как переводчика, с властями.
Мы с ним встретимся на следующее утро на крыльце резиденции циньчай дачэня. Вечером на «Мацзу» прибудет улыбчивый суетливый китаец и передаст мне подарок от друга из Хоугуаня — бронзовую чашу эпохи Мин с барельефом в виде дракона, летящего через заросли кривых деревьев. Я поблагодарю и скажу, что мог бы завтра навестить дарителя. Если ему удобно, пусть пришлет за мной маленькую джонку. Она придет рано утром, и доставит меня к воротам города. На этот раз зеваки глазели на меня молча. Может быть, потому, что шел без охраны.
— Какая неожиданная и приятная встреча! — произнес я, чтобы вывести Бао Пына из состояния шока, в который он впал, увидев меня в том месте, куда даже большей части китайцев запрещен вход. — Я слышал, что тебя приглашают сюда в роли переводчика.
На самом деле я уверен, что он здесь в роли стукача, а переводчик — это прикрытие. Осталось выяснить, знает ли об этом глава клана Бао Ки. Судя по испугу в глазах его внука, если дед и проинформирован, то не полностью.
— Да, меня попросили объяснить кое-что, — торопливо согласился Бао Пын, после чего сам атаковал: — А ты здесь с какой целью?
— Мы с многоуважаемым Линем Цзэсюем беседуем о красоте китайской поэзии эпохи Тан, — улыбаясь как можно искреннее, ответил я.
Сомневаюсь, что контрабандист знает не только об эпохе Тан, но и о существовании поэзии, что не помешало ему произнести тоном задроченного школяра:
— Циньчай дачэнь Линь Цзэсюй — один из самых образованных людей нашей великой страны. Беседы с ним — это и обучение, и удовольствие!
Хозяин дома выглядел неважно. Такое впечатление, что не спал всю ночь. Он сразу предложил мне занять место за чайным столиком. Если в Японии чай — это церемония, то в Китае — это еще и вид приятного времяпровождения, и сближение семьи, и знак уважения и даже извинения.
— Специально для тебя приготовил белый чай, — сказал Линь Цзэсюй, когда юный помощник наполнил наши чашки, простенькие, керамические
Белый чай делают из особых ранних сортов, стволы и первые почки которых покрыты белым ворсом для защиты от заморозков. Срывают такие почки и один-два верхних листочка ранним солнечным утром, не употребляя перед этим всё, что имеет сильный запах. Сушат, чередую по наработанной технологии, то на солнце, то в тени, не скручивая и не перемалывая. Чай должен отлежаться не меньше месяца, но долго хранить нельзя, потому что быстро теряет свои уникальные свойства. Мы с моей китайской подругой пару раз ходили в Шанхае в специальную чайную, где заваривали и подавали клиентам только два высших сорта из горной провинции Фуцзянь: «Байхао иньчжень (Белые серебряные иглы)» и «Баймудань (Белый пион)».
— Приходилось, — признался я, но не стал уточнять, где и когда.
Пока пили довольно таки приятный напиток, очень светлый, болтали ни о чем, только после завершения процесса взаимоуважения перешли к делу.
— Как я понял, у тебя важная информация для меня, — сказал циньчай дачэнь.
— Важная и неприятная. Британцы решили начать войну с вами. Обычно они официально оповещают об этом, но с вашей страной у них нет дипломатических отношений. В конце лета сюда придут четыре небольших военных корабля, а в следующем пожалуют очень большие. Если любой из первых запросто одновременно справится с двумя вашими военными джонками, то каждый большой — со всем вашим флотом, — выложил я.
— Неужели они настолько сильнее нас?! — не поверил он.
— Вы даже не представляете, насколько, — продолжил я огорчать. — Вы лет двести спали, убаюканные собственным величием, а они постоянно воевали с равными противниками. Сейчас у них самый сильный военно-морской флот на всей нашей планете.
— Твои слова горьки, как кудин (травяной чай из листьев падуба, из которых делают и матэ), но так же, как он, должны помочь нам выздороветь, — сделал вывод Линь Цзэсюй. — Одно утешает, что у них, как ты говорил, слишком малочисленная сухопутная армия.
— Да, победить они вас сумеют, навяжут тяжелый договор, но захватить весь Таньчао, как получилось в Индии, у них не выйдет, — сказал я, прекрасно знающий из учебника истории, как все будет, точнее, как об этом напишут люди, далекие от этих мест по расстояния и от событий по времени.
Циньчай дачэнь жестом показал юноше, чтоб подошел к нам и заварил еще чая.
— Как ты относишься к опиуму? — спросил он, когда помощник, совершив ритуал, удалился в противоположный конец помещения.
— Отрицательно. Сам не употребляю и другим не советую, — честно ответил я.
— И при этом торгуешь им, — напомнил Линь Цзэсюй.
— Это самый выгодный товар, — признался я. — У гвайлоу (мой собеседник улыбается каждый раз, услышав от меня это слово) опиум не запрещен, потому что употребляют его, как лекарство, а не для того, чтобы убежать от жизни, как ваши соплеменники.
Не стал ему говорить, что наркотики и через двести лет так и останутся второй после азартных игр слабостью китайцев. К тому же, есть у меня предположение, что в веке двадцать первом или двадцать втором многие наркотики будут легализованы, как это уже было при мне с марихуаной, а до этого с табаком и алкоголем. Трезвая жизнь — слишком тяжелое наказание.