Мадам Казанова
Шрифт:
Я смотрела, не отрываясь, на зелено-коричневую карту, но видела перед собой Наполеона, который чертил палочкой на песке схемы передвижения воображаемых войск. Еще тогда, в Аяччо, он заранее выиграл все свои сражения.
Брюс ткнул пальцем в карту.
— Решающее сражение состоится возле города Брно. Я искренне желаю поражения Бонапарта, однако боюсь, мое желание не осуществится.
Желанию Брюса и впрямь не суждено было осуществиться. Наполеон попытался было вступить в переговоры с императором Александром и послал к нему с генералом Савари письмо, в котором предлагал встретиться. Александр, в свою очередь, направил к Бонапарту с ответом князя Долгорукого. Последний держался с Наполеоном крайне высокомерно, полный предубеждения к нему, которое появилось не без моего участия. Кончилось тем, что Наполеон отослал князя со словами:
Вот что писал мне князь Долгорукий об этой встрече:
«Наполеон — это человек в серой шинели, который непременно хочет, чтобы его называли «Ваше Величество». Но, к его огорчению, я не удостоил его этой чести. С нашей стороны было бы крайне неразумным продолжать медлить и упустить тот момент, когда он находится в нашей власти».
Когда я получила это письмо, оно уже безнадежно устарело. 2 декабря 1805 года Наполеон наголову разгромил русско-австрийские войска в битве под городом Аустерлицем. Он заманил их в ловушку, и его расчет оказался верным. К тому времени, когда союзники заметили, что они не только не атакуют, но сами подвергаются атаке противника, исход сражения был уже предрешен. В годовщину церемонии своей коронации и вступления на трон императора Франции Наполеон показал своим подданным и всему миру, кто истинный хозяин!
Я молчала, а Брюс яростно выражал свое возмущение случившимся.
— Победа Бонапарта — результат четкой стратегии, — негодовал он. — Австрийцы и русские позволили манипулировать собой, как оловянными солдатиками, а когда союзники поняли, что проигрывают, их командующие принялись спорить между собой. Каждый обвинял другого, Бонапарту же оставалось лишь торжествовать победу и посмеиваться над ними.
Брюс понизил вдруг голос и прошептал:
— А вы знаете, кто несет главную ответственность за это тяжелейшее поражение? Ваш друг Александр. Ведь это он заставил Кутузова оставить великолепные позиции. Проявил излишнюю гордость и самоуверенность, а также полное отсутствие стратегического мышления. Появился, весь сияющий, перед войсками. Они, словно безумные, стали кричать ему: «Отец родной!» А он повел их с развевающимися знаменами к неминуемой гибели. Говорят, он даже заплакал, когда увидел, во что обошлась его несостоятельность в роли командующего. Впрочем, никакие слезы этого монарха уже не помогут воскресить убитых. Что сделано, то сделано.
— Боже мой, Брюс, — сказала я растерянно, — что же теперь будет?
Брюс с горечью рассмеялся.
— Для нас все будет очень плохо, а для Франции — очень хорошо. Через два дня после поражения при Аустерлице австрийский император попросил аудиенции у этого корсиканского выскочки. Бонапарт любезно принял его и продиктовал условия заключения перемирия. В том случае, если австрийский император сумеет уговорить императора Александра заключить мир и вступить в союз с Францией против Англии, Бонапарт милостиво обещал подписать с Австрией мирный договор и оставить ее в покое. Но наш сияющий император Александр отказался поддаться на уговоры. Сейчас он вместе со своими войсками находится на пути к матушке России. А что касается Австрии, ей придется пожинать то, что посеяли другие.
В отчаянии я зажала уши руками.
— Не желаю больше слушать плохие новости.
Но Брюс, не помня себя от возбуждения, отвел мои руки от ушей.
— Нет, вам придется выслушать эти «плохие» новости, мадам, — сказал он безжалостно. — Потому что дальше положение еще больше ухудшится. Сейчас мы видим лишь самое начало побед Бонапарта и наших поражений.
Я не осуждала Брюса за его грубое поведение, понимая, что он испытывает такое же отчаяние от случившегося, что и я.
Впрочем, мое беспокойство еще более возросло, когда я узнала, что в этом сражении при Аустерлице Карло был ранен в руку. Именно по этой причине он отстал от русских войск, торопившихся вернуться в Россию под командованием императора Александра. Обманутые лживыми газетными сообщениями и веря в то, что он одержал великую победу, жители Санкт-Петербурга с ликованием встречали своего императора. Более осведомленная, я отнеслась к этому событию гораздо спокойнее.
24 декабря меня посетил князь Долгорукий, который выглядел необычно жалким и подавленным. К радости нашей встречи примешивалась горечь постигшей его неудачи. Он обнял меня, настаивая на восстановлении прав любовника, который отсутствовал, но теперь наконец вернулся к объекту
В полусне князь Долгорукий придвинулся ко мне, но я отстранилась от него. И тут сказала себе, что так не может дальше продолжаться. Мне уже двадцать девять лет, а я еще ни на шаг не приблизилась к своей цели. Нет, я должна достичь этой цели, должна любой ценой.
Я долго лежала без сна, затем тихо встала и направилась в свой будуар. Мое лицо горело. Мне необходимо усилить свое влияние. Теперь уже недостаточно того воздействия, что мы втроем — Карло, князь Долгорукий и я — можем оказывать на императора Александра. Нужно, чтобы все его советники были единодушны в своем осуждении Наполеона. Я не могу больше позволить себе роскошь просто любить и наслаждаться этой любовью. Я должна переманить на свою сторону одного за другим всех его советников — Волконского, Комаровского, Строганова, Новосильцева и любых других, кто может быть мне полезен в этом. Я должна стать искусной и бесчувственной, должна лгать и мошенничать, притворяться и предавать, не думая ни о себе, ни о других. Брюс однажды сказал, что судьба Бонапарта должна решиться в России. Я хочу способствовать тому, чтобы это решение было быстрым и окончательным.
Кончина премьер-министра Англии Уильяма Питта, который был очень болен и не перенес известия о поражении при Аустерлице, лишний раз подтвердила правильность моего решения: количество врагов Наполеона должно не уменьшаться, а возрастать.
В последующие несколько месяцев я с большой тщательностью и продуманностью работала над осуществлением своего плана. Любовь стала для меня трудом, который должен был приносить определенные результаты.
С князем Долгоруким я не церемонилась, мучая его своей холодностью. Я попросту становилась для него недоступной, то и дело освобождаясь от его ревнивой опеки. Это озадачивало, сердило, приводило его в отчаяние. Но я не испытывала к нему жалости — теперь я получила наконец возможность отплатить за его расчетливое потворство императору, проявлявшему ко мне жадный интерес. Когда это было выгодным ему, он притворялся, что ничего не видит и не слышит. На этот раз я буду делать вид, что ничего не вижу и не слышу, потому что это выгодно мне. Князь Долгорукий негодовал и умолял, угрожал и устраивал скандалы. Он подозревал меня во многом, но не мог ничего доказать.
Между тем я смогла убедиться в том, что мои усилия начинают приносить свои первые плоды. Все чаще и чаще о Наполеоне говорили с осуждением, называя его «нарушителем мира и спокойствия», «виновником самых ужасных преступлений» и даже «врагом свободного христианского мира». Следуя единодушным рекомендациям своих советников и министров, которые, в свою очередь, находились под моим влиянием, император Александр готовился предпринять новые действия против Франции. А возглавить эту кампанию должен был Карло, вернувшийся в Россию с рукой на перевязи и английским золотом на нужды армии. Теперь, когда император официально назначил Карло своим советником, его слово стало особенно весомым — соответственно весу золота — на всех секретных переговорах.
Я была искренне рада его возвращению и тому, что ранение оказалось не очень серьезным. Однако сейчас он выглядел еще более бледным и отрешенным, чем раньше, а в его глазах навсегда, похоже, застыло печальное выражение. На все мои вопросы о его участии в битве при Аустерлице он неизменно давал разные уклончивые ответы:
— Зачем вспоминать о прошлом? Настоящее готовит нам еще более драматические события, ведь Бонапарт открыто проводит политику силы. Сейчас он снова ведет войну — на этот раз против Пруссии. Он одержал громкие победы в сражениях под Йеной и Ауэрштедтом и вошел в Берлин. Теперь он ведет себя еще более самонадеянно и вызывающе, чем раньше. Одним росчерком пера он сделал своего брата Джозефа неаполитанским королем, а другой его брат, Луиджи, по приказу Бонапарта взошел на престол Голландии.