Магазин работает до наступления тьмы 2
Шрифт:
— Молодой человек, масочку надеваем!
Славик послушно зашарил по карманам, как будто надеялся, что маска сама там материализуется. От лишних телодвижений у него закружилась голова, и он неуклюже опустился на стул у стены. Застекольная дама достала из-под прилавка одноразовую маску:
— Девушка, передайте ему. Что ж вы все нарушаете…
Матильда обернулась, и оказалось, что она уже в маске. Пугающая бредовость происходящего набирала обороты. Если бы сейчас в аптеку заглянул, к примеру, зомби с рецептом на мозги — и, разумеется, в маске, — Славик воспринял бы это как должное. Всмотревшись в его побелевшее лицо, Матильда после секундного колебания снова наклонилась к окошечку:
—
***
До полуразрушенного особняка, обтянутого железной сеткой, они добрались в полном молчании. Матильда, похоже, не шла целенаправленно именно к этому дому, а просто искала укромное местечко. Протащив охающего Славика через дыру в заборе и забравшись поглубже в гнилое нутро особняка, она села прямо на землю, густо усыпанную мусором. Славик молча наблюдал, как Матильда натирается пахучей мазью и туго бинтует распухшее запястье, как вытаскивает зубами пробку и — Славик недоуменно заморгал — выпивает залпом все содержимое пузырька с крупной зеленой надписью на этикетке: «УРАЗНАЯ ТРАВА (ДУХОВ ЦВЕТ)». Выброшенный пустой пузырек подкатился к ногам Славика, и тот прочитал под надписью: «Только для наружного применения». Не обращая внимания на его вопросительный взгляд, Матильда достала еще один тюбик мази:
— Садись и разувайся. Тебе пятки порубило.
На несколько секунд Славик безоговорочно ей поверил. Он торопливо плюхнулся на землю, осмотрел, ощупал собственные ноги — и выдохнул, хоть и без особого облегчения. Пятки были на месте, но неведомая сила срeзала со стороны ахиллова сухожилия ткань кроссовок и носков прямо вместе с кожей. Славик вспомнил дыры в ткани реальности, которые мгновенно захлопывались со звуком, похожим на сухое щелканье бича, и как хрустели суставы и кости, пока его крутило и растягивало в светящейся воронке. Пожалуй, никогда прежде Славик так отчетливо не ощущал собственную хрупкость, он был там словно мельничная мышь, попавшая в жернова…
Раны на пятках покрывала сочащаяся сукровицей тонкая корочка, как будто то, что сняло кожу, заодно прижгло и обнажившееся мясо. Выглядело все это даже больнее, чем ощущалось, и Славик всхлипнул. Матильда протянула ему пахнущий аптекой пакет:
— Угощайся и вали отсюда.
Сперва Славик воспринял только первую часть этого щедрого предложения. Он долго звенел пузырьками, шипел и скрючивался, пытаясь перегрызть бинт на щиколотке. А когда ему наконец удалось подняться на ноги, ставшие как будто чужими, распухшие от повязок и еле уместившиеся в кроссовки, Матильда удовлетворенно кивнула и повторила:
— Вали отсюда.
— Куда? — обреченно спросил Славик.
— Не знаю. — Матильда осматривала свои локти, выворачивая их под таким углом, что при желании запросто могла бы укусить. — Домой. Ты же где-то жил?
— Но я…
— Ты мне здесь не нужен, крум!
Опешивший от резкого окрика Славик попятился и, не зная, как еще поддержать разговор, решил наконец уточнить:
— А что такое «крум»?
— Это идеальный человек. — Матильда нащупала рану на затылке и вылила половину пузырька зеленки прямо себе в волосы. — Безмозглый и неподвижный. Не брыкается, пока его едят.
— И он… — Славик неожиданно вспомнил пещеру, на стенах которой гроздьями висели живые сгустки плоти. Это видение показалось ему давно и хорошо знакомым, словно он уже не раз бывал там и даже, кажется, болтался под каменным сводом вместе с прочими вяло шевелящимися комьями. — Он живет в пещере?
— Как вариант, — хмыкнула Матильда. — Пещера крумов — это что-то вроде сундука с сокровищами… Всего лишь легенда. Наша легенда. У нас
Глаза у нее на мгновение стали неправдоподобно яркими, будто подсвеченными изнутри. Это просто кто-то греется у жаровни в ее голове, подумал Славик, и чувство странного, почти неосознаваемого дежавю опять подступило к горлу. Стало тоскливо и жутко.
«Берегись ее». Хозяин крикнул на прощание: «Берегись ее», а он-то уж наверняка лучше других знал, с кем в лице Матильды имеет дело.
Славик молча развернулся и пошел сквозь сумрак заброшенного дома к сияющему выходу на улицу.
***
В метро Славика ждало непредвиденное препятствие — там поменяли турникеты. Он долго приплясывал вокруг одного из них, но так и не нашел щель для жетонов. Пролетающие мимо благополучные счастливчики прикладывали к панели пластиковые карты, похожие на банковские. Славик слыхал, что уже и кольца для оплаты проезда делают, и даже чипы под кожу ладони вшивают. Карты, наверное, тоже были модным нововведением. Хоть бы предупреждали, улучшатели хреновы, подумал Славик. То станцию закроют, то турникеты поменяют с жетонных на карточные, и никаких тебе объявлений.
— Молодой человек! — раздалось сзади.
К Славику решительным шагом направлялся полицейский. Прикинув, что выглядит он сейчас не самым презентабельным образом, а в карманах ни документов, ни денег, Славик вдохнул поглубже, прижался к чьей-то обширной, пахнущей паленой шерстью спине и проскользнул через турникет. Вслед ему неслись возмущенный свист и крики:
— Маску надеваем, молодой человек! Маску!
Торопливо хромая вниз по эскалатору, Славик на ходу достал из кармана и натянул на нос маску, выданную в аптеке. Люди, которые оборачивались на свист из вестибюля, поглядывали на него с сочувствием. Хотя Славик бы за это не поручился — поди разбери выражение лица, если одни глаза видны.
Славик спустился на станцию, ввинтился в поток спешащих на поезд пассажиров и позволил себе немного расслабиться только тогда, когда за ним закрылись двери вагона.
***
В маске было душно, снимать ее Славик боялся, а без смартфона или хотя бы журнала, которые позволяли бы не замечать длинных грохочущих перегонов между станциями, его одолела унылая транспортная скука. Ехать предстояло долго. Изучив всю рекламу в вагоне — банк, квартиры от застройщика, какое-то новое приложение, шоу-балет «Спящая царевна на роликах» (он хмыкнул, живо представив себе девицу в кокошнике и наколенниках, которая спит и едет одновременно), — Славик задремал. В легком сне наяву он то все чувствовал и понимал, готовый в любой момент открыть глаза, то погружался в цветное калейдоскопическое марево, в котором кто-то что-то остервенело искал, и Славик хотел помочь, но его отталкивали. Из этого сна его выдернуло лишь однажды — когда полный бархатистого актерского равнодушия голос объявил вслед за очередным давно знакомым названием: «Переход на станцию „Гречневый рынок“». Что еще за рынок, мысленно засуетился Славик. Птичий знаю, еще какой-то был, вроде на «ч», туда все ездили за дешевыми тряпками, но разве хоть одна станция метро когда-нибудь называлась в честь рынка? Мысль поползла в ненужном направлении, попыталась нащупать образ той, которая научила Славика ездить на рынок за тряпками, — а ее как звали, на какую букву, может, на «л»? За образом потянулись спутанной гирляндой вопросы, от которых внутренности сковывал холод, воспоминания, прикасаться к которым было больнее, чем к израненным пяткам…