Магистериум морум
Шрифт:
Помощи магистр не ждал. Борн говорил, что опасается церкви и к площади не пойдёт, а больше ему и не на кого было рассчитывать. Разве что Фенрир ускакал от толпы? Вышло так, что маг опять бросил коня. Но что было бы, заведи он его в церковь?
Фабиус тихо вышел из-за дома и открыл калитку, провожаемый удивлённым взглядом женщины, что сидела на крыльце рядом со спящим ребёнком.
Затворяя калитку, маг посмотрел ей в глаза: серые… Как у той, что любил и потерял.
Взгляд Фабиуса затуманился.
– Магистр, – тихо окликнули его прямо у
Он, вздрогнув, обернулся, и узрел бурую от крови морду Фенрира, улыбающееся лицо Саймона, сына ведьмы Заряны… и светлые, почти прозрачные глаза того самого мальчугана, что принял у него чубарого коня на церковной площади. Парнишка держал Фенрира за гриву.
Встретившись с магистром взглядом, мальчик испуганно захлопал ресницами и уставился в землю, а пальцы его побелели, словно от усилия. Но конь стоял спокойно, и магистр с недоумением отметил эти неестественно белые дрожащие пальцы.
– Седла я не успел сыскать, – сказал Саймон. – Жеребца мы увидали у церкви. Рассёдланного и без узды. Но к Хелу конь подошёл сам.
Уши мальчика запылали.
Фабиус нахмурился. Утром он не особенно разглядел подростка. Что же в нём было не так?
– Нужно торопиться, магистр. Пока толпа на Ярмарочной, мы попробуем провести вас дворами и укрыть в надёжном месте, – сказал Саймон.
– Мне нужно к ратуше, – морщась от боли, магистр, с помощью мальчика, взгромоздился на Фенрира.
– Там бунтовщики!
– И там же люди, что могут представлять последнюю власть в городе. Потеряем их – наступит хаос! Бунт рано или поздно будет подавлен, а зима придёт – не спрашивая.
– Но что вы сделаете один, магистр?
– Что-нибудь придумаю.
Фабиус начал творить заклятие для изменения облика – ему нужно было замаскировать и себя, и коня. Он медленно, нараспев прочёл:
– Libenter homines
id quod volunt credunt!
(Охотно люди верят тому,
чего желают!)
Пот выступил у него на висках от усилия. Уже ощущая дрожь в теле, предшествующую преображению, он обернулся к Саймону:
– Забери мальчишку! Мне будет спокойнее знать, что вы – в безопасности!
– Я пойду с вами, магистр. Я тоже кое-чему научен.
– Заряна не простит мне, случись с тобой чего, – нахмурился магистр. Он был уже мутен лицом и размыт, словно тушь на листе. – Марш домой! Я отдал бы и коня, но рука лишает меня подвижности. Прочь! Быстро!
Маг тронул каблуками Фенрира и, покачиваясь, поскакал к улице Обувщиков, огибающей Ярмарочную площадь. Было бы глупостью переть напролом, даже скрываясь под чужой маской.
Он мысленно обратился к демону, но не ощутил его. Неужели бунтовщики всё же штурмуют дом префекта?
Но размышлять было не время: навстречу выкатился десяток, вооружённых кольями, людей. Людей ли?
Маг пустил Фенрира галопом, вцепившись здоровой рукой
Перед высоким каменным зданием – в целых три этажа – бандиты заводили толпу, разжигая в ней страсть к убийству и грабежам.
Страсть эта дремлет в людях всегда. Трудно не поддаться ей, особенно если ты сыт. Не от голода бывает большинство бунтов. А лишь от того, что сытое брюхо не желает урезания рациона или требует разнообразия. Истинно голодающие не бунтуют – они умирают.
Возле самого входа в ратушу толпились стражники. Их было два десятка – копейщиков и лучников. Совсем немного, но толпа пока сомневалась, скольких принести в жертву.
Окна первого этажа ратуши были закрыты изнутри тяжёлыми ставнями. Фабиус мельком глянул по окнам второго, определяя, есть ли там люди.
С болью отметил, что у окон стоят и торговые, и плащи магов тоже синеют. А в первых рядах осаждающих толкалась уж точно не городская чернь. И уже несли от соседнего дома бревно, чтобы соорудить таран, а двое ловкачей дразнили невеликую стражу.
И тут Фенрир задрожал весь, и дрожь его передалась магистру. Маг ощутил в воздухе что-то странное и незнакомое. Он оглянулся, но на площади, вроде бы ничего не изменилось. Разве что потемнело вдруг, но, может, это у него потемнело в глазах от усталости?
Неожиданно сильный порыв ветра поднял клуб пыли и погнал его по Мясной улице. Тьма стала явной, плотной, холодной, и Фабиус поднял голову: посмотреть, что там, наверху, может происходить в полдень? Да так и застыл, завороженный чернеющим небом.
Тяжёлые злые тучи стягивались к тускнеющему солнцу. Шли они лавиной, сразу со всех сторон, словно их выливали в небо из четырёх сосудов.
Вот уже завыли по дворам испуганные собаки, захрапел и прижал уши Фенрир. Мрак нарастал. Солнце ещё сопротивлялось ему, но теперь уже и люди на площади стали бросать свои дела и свары и задирать головы вверх.
Часть IV. Rubedo
Рубедо – четвёртая и последняя стадия Великого Делания. Осуществление брака Меркурия и Серы.
Она связана с планетой Юпитер и Солнцем, с четвёртой лунной фазой. Продуктом её является философский камень, он же магистерий, ребис, эликсир философов, жизненный эликсир, красная тинктура, великий эликсир, пятый элемент. В описаниях средневековых алхимиков это суть реактив, необходимый для успешного превращения металлов в золото, а также для создания эликсира жизни.