Магия и кровь
Шрифт:
Как сказала Мама Джова, на сей раз у меня нет двух недель на раздумья. Ровно миг.
За эту долю секунды я делаю выбор.
Магия — это несложно. Она всегда была и всегда будет лишь сочетанием крови и целеустремленности. Чистота и нечистота — это просто ограничения, которые мы сами на себя наложили. Дело не в том, что одно плохое, а другое хорошее. Мы сами определяем, какие мы, а наши колдовские практики тут ни при чем. И мне надо доверять себе настолько, чтобы знать: как бы я ни распорядилась своей силой, это будет во благо.
Чтобы объединить нашу
Мне надо самой стать чем-то новым.
Я протягиваю к Джастину руку и колдовством рассекаю себе предплечье с криком, от которого саднит горло.
Из моей ладони, из ладоней Кейши и Алекс, из бабушкиной мертвой руки на полу хлещут струи крови. Они свиваются в алый шнур и змеей обхватывают шею Джастина. Петля затягивается все туже — и перерезает ему шею слой за слоем, быстрее, чем я могу уследить. Алая, словно настой гибискуса, кровь брызгами разлетается в стороны, расплескивается по белому полу. Иден визжит так, что у меня звенит череп.
Глаза Джастина становятся пустыми, он падает на колени. Словно в замедленной съемке оседает на пол, вокруг идеального среза на шее растекается лужа крови. Голова откатывается в сторону и останавливается меньше чем в полуметре. Потом я слышу звук, который заглушает даже пронзительное верещание Иден. Так тихонько скулит пес, когда в одиночестве издыхает в канаве. Я поворачиваюсь — и вижу, как Люк застыл неподвижно и смотрит на мертвое тело своего покровителя.
— Прости меня, — шепчу я. — Я должна была сделать выбор.
Люк не обращает на меня внимания, его глаза прикованы к Джастину. По щекам текут слезы, и он с трудом выговаривает:
— Почему ты не послушала меня? Почему не придумала другой способ?
Я не знала, что все будет выглядеть вот так. Настолько взаправду. Джастин на самом деле не мертв, я это знаю, он заключен в пробной модели. Я не отняла у него жизнь — но это трудно осознать, когда смотришь на труп.
Я судорожно глотаю, чтобы меня не вырвало, и бреду к компьютеру Джастина. Нажимаю кнопку, открывающую стеклянную загородку, и кладу на нее пресс-папье, чтобы дверь больше не закрылась. Вхожу в загородку и хочу отсоединить Иден от аппарата — но оказывается, что она уже отключена. Я таращусь на Люка, который все смотрит на тело Джастина.
— Я выдернул провода, пока он отвлекся на то, чтобы проверить твою ДНК после обряда, — шепчет Люк. — Я просто… не успел тебе сообщить.
Я кусаю губы и протягиваю Иден руку. Люк пытался нам помогать — до самого конца. Пальцы Иден сплетаются с моими, и мы выходим из загородки.
Мои ладони еще сочатся кровью, и я представляю себе, как тела бабушки и Джастина сгорают и обращаются в пепел. Потом извлекаю из бабушкиных костей железо и создаю ей металлическую урну.
Телу Джастина я таких почестей не оказываю. Улик оставлять нельзя. Я проделываю дыру в окне и выгоняю туда весь его пепел. Пусть развеется по ветру. Его
Алекс берет бабушкину урну дрожащими руками, Кейша смотрит на меня разинув рот. Такого колдовского диапазона у нас никогда не бывало.
Мама Джова говорила, что все изменилось, когда она поняла, что такое на самом деле магия. Когда осознала, что без ограничений чистоты и нечистоты хороший колдун может стать великим. Наверное, это она и имела в виду.
Я шагаю к модели «Ньюсапа» — и спотыкаюсь. Поднимаю руку и пытаюсь разрезать небьющееся стекло, но ничего не получается.
Ноги у меня подкашиваются. Алекс и Кейша подхватывают меня, не дают рухнуть на пол. Даже Иден изо всех силенок помогает мне подняться.
— Нам надо забрать модель.
— Зачем? — Глаза у Кейши круглые и недоумевающие.
Я не отвечаю. Только смотрю на нее в ответ. Она словно бы понимает меня — хотя на самом деле нет.
— Алекс, помоги разбить стекло.
Кейша поднимает окровавленную руку, Алекс следует ее примеру. Вдвоем им удается разрезать стекло на витрине, в которой стоит «Ньюсап». Половинки со стуком падают на пол.
Алекс отпускает меня, чтобы схватить модель и пульт, а бабушкину урну вручает Иден, которая сжимает ее в ладошках. Я всем весом опираюсь на Кейшу и смотрю на Люка:
— Как мне выпустить остальных?
Люк разворачивается ко мне — и передо мной Люк в момент нашей первой встречи. Нет, не только. Это Люк, которого я себе представляла, — Люк, узнавший всю правду. Губы кривятся от ненависти, глаза сощурены.
Он наконец выходит из кабинки и направляется к экранам Джастина. Быстро набирает что-то на клавиатуре. На одном из экранов появляются мои родные — и дверь их стеклянной клетки открывается. Люк берет со стола Джастина беспроводной микрофон и говорит в него:
— Ваши родные сейчас выйдут. Ждите их на улице.
Я восхищаюсь твердостью его голоса. Тыльной стороной ладони Люк вытирает слезы с лица.
На экране видно, как мама с тетей Мейз первыми выбегают из стеклянной камеры.
Люк тут же опускается на пол там, где только что лежало тело Джастина. Подбирает бионические линзы, принадлежавшие наставнику, и бережно сжимает в руке.
— Пошли.
У лифта я останавливаюсь и смотрю на мальчика, в которого умудрилась влюбиться:
— Я прошу прощения. Честно. Только не забывай, что мы оба кого-то сегодня потеряли.
Люк качает головой:
— Ты потеряла кого-то. А я — всех на свете.
Я вхожу в лифт, но Люк не поднимает головы. Остается сидеть на месте, и в щелке между задвигающимися дверями мне кажется, что он становится все меньше и меньше. И вот я уже смотрю на сталь.
Между мной и Люком все кончено.
Начинается что-то другое.
Вечером я скачиваю приложение в телефон и включаю модель «Ньюсапа». Глаза робота распахиваются, и неожиданно оказывается, что они серо-голубые, — и от этого у меня сжимается сердце.