Магия и кровь
Шрифт:
— Здравствуй, Люк, — говорит она. — Пойдите-ка погуляйте, что ли.
Люку не нужно было вырасти рядом с моей бабушкой, чтобы уловить, что это не предложение, а приказ. На самом-то деле бабушке надо быть на седьмом небе от счастья, раз мы с Люком общаемся. Это значит, что я выполняю задание.
Но это не значит, что она хочет, чтобы все происходило у нее на глазах. Она не хочет, чтобы Люк бывал у нее в доме, рядом с ней, чтобы она смотрела на него, живого и настоящего, надеясь, что я его убью. Это словно смотреть, как рушится на глазах магическая чистота, ради которой она столько трудилась.
Она хочет, чтобы
Меня охватывает злость, я прикусываю губу, чтобы не наговорить такого, о чем потом пожалею. Я даже не знаю, какими были бы эти слова. Знаю только, что грубыми и обидными.
Люк слезает с табурета и неискренне улыбается в ответ бабушке:
— Конечно, мэм.
Бабушка сияет еще пуще.
— Вот и хорошо.
Глава двадцатая
Тихим и мирным семейство Томасов не назовешь. По крайней мере, обычно. Но когда мы с Люком выходим из кухни в пустую переднюю и спускаемся по ступеням крыльца, в доме царит мертвая тишина.
Люк запускает пятерню в волосы, потом что-то набирает в телефоне. Воздух по-летнему теплый и мягкий. Небо темнеет, на улице появились бегуны. Кругом витает тот неуловимый августовский аромат, острый и сладкий, который так и наполняет ноздри и много у кого вызывает аллергию.
— Я вызвал такси, — сообщает Люк и прячет руки в карманы.
Ну вот и погуляли, что бы там ни велела бабушка. Но я понимаю: сегодня много всего случилось. А может быть, он просто воспринял ее слова не как «не показывайся у меня дома» — на самом деле они означали именно это, — а как более общий запрет иметь дело с нашей семьей.
— Контейнер, — напоминаю я.
— Чего?
— Ты принес мой контейнер?
Люк смотрит в сторону:
— Извини, забыл.
Я уже хочу сказать, чтобы оставил его себе, но тут дверь распахивается и к нам выходят Алекс и Кейс. Алекс по-прежнему в элегантном наряде, как на показе, и она быстро отводит взгляд от меня. Кейс еле заметно пожимает плечами.
— Что? — спрашиваю я.
Алекс коротко вздыхает:
— Хотела поздороваться с твоим Ньюген-партнером.
Мне так и хочется заорать: «Зачем?!» Чего ради ей смотреть на парня, которого я должна убить, чтобы сохранить ее дар и спасти Иден от смерти? Я показываю на Люка:
— Это Люк.
Люк робко машет рукой, потом растерянно косится на меня — мол, как это все понимать?
— Кейс, вы уже знакомы. Это Алекс, тоже моя двоюродная сестра.
— Ах да, — кивает он Кейс. — Ты мне оставила тот душевный комментарий.
Кейс, что характерно, ни капли не смущена тем, что ей напомнили ее плохой отзыв:
— Я по-прежнему так думаю.
— Восхищен твоей твердостью. — Люк поворачивается к Алекс. — Рад познакомиться.
— А можно задать личный вопрос? — спрашивает вдруг Алекс и теребит край своей янтарной накидки. Я вся напрягаюсь. Что еще за вопрос? — Я только что поняла, что у меня не было случая задать его живому человеку. Я писала обращения, мне давали стандартные ответы, но это совсем другое дело. Ты же вращаешься в нужных кругах, вот я и решила…
Люк глубже сует руки в карманы.
— Конечно, спрашивай, если хочешь. Не обещаю, что отвечу.
Алекс стискивает руки.
— Собирается ли «Ньюген» вносить поправки в конвенцию о генетическом удостоверении личности? Это
Я помню, что Алекс уже упоминала об этом. Когда просила бабушку оплатить ей генетический переход. Когда проходишь процедуру ВКЛ/ВЫКЛ, тебе меняют только гены, которые запускают нужные изменения в организме, но не икс- и игрек-хромосомы, определяющие пол. Это пробовали сделать, но результат слишком нестабилен. Так что максимум, который можно сделать, — это изменить указание на генетический пол в системе. Такой запрос может исходить только от «Ньюгена».
— Сейчас не то что в прежние времена, — продолжает Алекс. — Мне не страшно быть трансженщиной, я не боюсь жить в большом мире. За это много боролись. Но когда я ужинаю в ресторане с друзьями и хочу заплатить, а на моем удостоверении красуется этот игрек, официант смотрит на меня с изумлением, и это каждый раз…
— Унизительно, — заканчивает за нее Люк. Он стоит рядом со мной, прямой как палка.
— Да-да, — говорит Алекс. — Когда незнакомые люди постоянно мисгендерят и аутят тебя — даже когда на самом деле тебе ничего не угрожает… в общем, я подумала, ты занимаешь особое положение и, возможно, знаешь, чего удалось добиться в этом направлении.
Особое положение. Не знаю, что имеет в виду Алекс: что Люк — подопечный Джастина, что он стажер в «Ньюгене», что он транс. Может, и то, и другое, и третье.
Я открываю рот, собираясь сказать Люку, что отвечать не обязательно, но тут же прикусываю язык. Это разговор, в который мне вмешиваться не стоит. Люк прекрасно умеет сам всех затыкать. Если ему неудобно, он так и скажет.
Сердце у меня сжимается. Я не знала, что у Алекс все настолько серьезно. Даже не задумывалась об этом, когда мы ходили в кафе и она меня угощала. Я бурно краснею. Мне и в голову не приходило, что жизнь вне моей семьи и дома тоже не очень проста, и я не интересовалась, что думает Алекс по этому поводу.
— Тут все далеко от идеала. — Люк умолкает и подбирает слова. — Нет. Тут полный бардак. — Он трясет головой. — Нельзя мисгендерить и унижать людей, нельзя рассказывать без спроса об их ориентации, нельзя подставлять их под удар. Честное слово, я об этом говорил. Это вопрос политический. Совет директоров «Ньюгена» не торопится предлагать варианты вроде того, чтобы убрать упоминание об икс- и игрек-хромосомах с удостоверений личности, поскольку это означало бы, что у фирмы есть своя позиция на этот счет. Если оставить все как есть, «Ньюген» может сделать вид, будто просто придерживается научных фактов. А Джастин… Он целиком на стороне науки и не понимает, почему все это так важно. — Люк дергает плечом.
Алекс громко вздыхает:
— Я предполагала что-то в этом роде. А теперь знаю точно.
Я жду, что Люк смутится, но нет. Лицо у него совершенно бесстрастно. Он просто рассказал правду, которая, как я подозреваю, ему давно известна.
После этого мы некоторое время молчим, неловко переминаясь на месте, и не знаем, что еще сказать. Почему такси Люка все не едет? Я смотрю на Кейс в поисках выхода из этого неловкого положения. А она буравит Люка взглядом, да так, что мне становится стыдно за нее. На лбу у нее поблескивают бисеринки пота.