Магия и кровь
Шрифт:
— Мы дали слово не притворяться, будто есть какие-то другие варианты и выходы из положения, — вступает резкий голос Прии. — Мы договорились доверять Вайе и ее способностям. Она мне пообещала…
— Вайя еще ребенок! — рычит бабушка, оставив все попытки вести себя тихо. — Она не знает, что может и чего не может! А я вам говорю: на такое она не способна!
Я отшатываюсь от двери, мотаю головой. Ноги сами несут меня вон из дома, так что голова за ними не поспевает, — и вот уже я сбегаю по крыльцу в тот самый момент, когда Люк садится
Он замечает меня и открывает дверцу:
— Вайя?
— Хорошо, что твое такси наконец приехало, — выдавливаю я и шагаю прочь по улице такими быстрыми шагами, что, считай, бегу.
Незачем мне слушать дальше, иначе я буду только сильнее злиться на родных. Теперь мне даже не верится, что я раньше думала, будто моей неудачи опасается одна только Алекс. Да, я почему-то считала, что все остальные единодушно верят в меня. Все эти сомнения и увиливания поначалу — я думала, дело только в том, что они в ужасе от задания, а оказывается, они просто не считали, что я способна его выполнить. Все в комнате тети Мейз думают, что я скорее дам сестренке умереть.
Ведь я даже колдуньей с первого раза стать не смогла — вот какая я плохая, оказывается.
Да и почему, собственно, кто-то может подумать, будто это неподъемное задание мне по плечу? Если вдуматься, я и сама меньше всего на свете стремлюсь пройти это испытание. Лично я никого не хочу убивать, а еще более тихий голосок в голове шепчет, что особенно сильно я не хочу убивать Люка.
Вайя, ты не умеешь принимать решения, Вайя, у тебя никогда не получается сделать правильный выбор.
Две стороны одной монетки, на которую ничего не купишь.
Я не останавливаюсь, пока не оказываюсь на набережной в парке Мари Кертис в двух кварталах от нас. А потом я долго стою и смотрю на воду. Она до жути тихая и спокойная. Сгущаются сумерки. Я часто хожу сюда смотреть на чаек и голубей, летающих у берега.
Я разрешаю себе всхлипнуть — все-таки я очень давно сдерживалась, — и на глаза набегают слезы.
— Я пропустил что-то важное? — интересуется Люк.
Я подпрыгиваю и разворачиваюсь:
— Ты что, не уехал? Почему?
Он сует руки в карманы джинсов.
— Мне показалось, ты чем-то огорчена.
— Еще как! Можешь ехать.
— Ты столько времени бегала за мной и твердила, что нам нужно познакомиться поближе, поскольку мы Ньюген-пара, а теперь прогоняешь меня?
— Ты сказал, что романтические отношения тебе не нужны.
— Так и было. — Он прямо шепчет, а я моргаю — мне ничего не видно из-за слез. — Я же вижу, ты чем-то расстроена. — Он переминается с ноги на ногу. — А как я заставлю тебя поставить мне целых пять звезд, если не приду на помощь?
Я гнусаво смеюсь:
— Плевать тебе на отзывы.
— На твои — не плевать. Так уж получилось. — Он шагает ко мне. — Могу хотя бы составить тебе компанию на этой дерьмовой набережной.
— Это отличная набережная!
— Я имел в виду буквально. Она вся покрыта гусиными какашками.
Мне
Когда я вытираю слезы, оказывается, что пальцы у меня перемазаны кровью. На этот раз я не пугаюсь — я уже привыкла к видениям, которые, похоже, будут донимать меня, пока жив Люк. На красные пятна на руках я смотрю с отстраненным интересом.
Руки у меня опускаются. Я снова поворачиваюсь к воде.
— Сюда я прибежала плакать, когда родители разошлись. — Я невесело смеюсь. — Закатила сцену. Пришла бабушка, села рядом со мной. Сказала, что каждый раз, когда из-за чего-то плачешь и думаешь, что хуже быть не может, помни: на горизонте маячит что-нибудь похлеще.
Крови на руках становится все больше, она тяжелыми каплями стекает с кончиков пальцев, капли шлепаются на доски под ногами, забрызгивают мои ноги в босоножках.
Люк этого не видит.
— Да уж, большое утешение для ребенка.
— Девиз нашей семьи — «Страдай, но живи». Я думаю, она имела в виду, что всегда может быть хуже, но мы все преодолеем.
Одно дело — когда я сама думаю, что провалю испытание. У меня вечно все наперекосяк. Но я думала, что родные уверены в моем успехе, как бы я в себе ни сомневалась. Так что я, как могла, старалась оправдать их ожидания. Я думала, бабушка считает, что я буду страдать, но останусь жива.
Возможно, лучше задать вопрос иначе: почему я, собственно, должна страдать? Почему в девизе нашей семьи настолько глубоко прописано, что сила наших даров зависит от того, сколько нам придется мучиться? Почему мы не можем вырваться из этого порочного круга?
Когда-то давно вся наша община была мне как семья. Это кончилось, но я всегда чувствовала себя своей в родной семье. Среди тех, кто верит в меня, когда я отчаиваюсь. А оказалось, они в меня не верят. Правильно сказала Кейша. Наша семейка разваливается точно так же, как все остальные.
С чего я взяла, что мне по силам держать в своих руках все будущее моей семьи? Вот тетя Элейн попыталась это сделать, добиться перемен — не только в нашей семье, но и во всей общине. И у нее тоже ничего не вышло.
Я смотрю на Люка. Как мне вот этими вот руками отнять у человека жизнь? Руками, которые месят тесто и пекут хлеб. Даже когда с них стекает кровь, это выглядит смешно и дико. Сама мысль, что я выполню задание, нереальна, как нереально это видение.
Не знаю, влюблена ли я. Мало ли.
Если я влюбилась, значит, я на шаг ближе к выполнению задания. Но может быть, и на шаг дальше.
Я влюбилась в этого мальчишку, который ест готовые макароны с сыром и растворимую лапшу. Который говорит, что его не интересуют романтические отношения, но все равно здесь, потому что беспокоится за меня. Который один на всем белом свете согласился помочь мне узнать про тетю Элейн.