Магия и кровь
Шрифт:
В дверь громко стучат, и я подскакиваю.
— Ты там что, трогаешь мои вещи? А ну выходи!
— Ничего я не трогаю!
О чем это он? Я спрыгиваю с унитаза и бегу мыть руки. Мыла у него нет. Я открываю шкафчик — и на меня смотрит единственное неприбранное место во всей квартире. На полки напиханы десятки шприцов.
Говорят, наркоманы, сидящие на мод-эйче, хранят старые шприцы, потому что иногда наркотик конденсируется и они могут ввести себе те капли, которые в первый раз остались в игле.
Дверь распахивается,
Его лицо уже не назовешь спокойным. Глаза вытаращены, жилы на лбу и на шее вспучились так, что видно пульсацию. Пальцы сжали мой локоть с такой силой, что мне не пошевелиться.
Мне не шестнадцать, я не в дядиной квартире, куда пришла по своей воле. Мне одиннадцать, я болею — да так, что горло пылает, а в голове стучит. Мама оставила мне лечебное питье, и во рту ощущается вкус чеснока и меда. Я одна в огромном доме, и этот человек сейчас сделает мне больно.
Дядя весь морщится, на его лице проступает выражение, какого я еще никогда у него не видела. Мне надо срочно вытереть слезы свободной рукой, я очень боюсь разреветься в голос, поэтому мне не до того, чтобы задумываться, что это за выражение.
Дядя Ваку отпускает меня.
Я закрываю лицо руками и плачу. От рвущихся наружу всхлипов трясутся плечи, и я не могу остановиться.
— Я не хотел… я не думал, что напугаю тебя. Просто… не надо трогать мои вещи.
Дядин бас звучит тихо и мирно — я не слышала такого с тех пор, как была совсем маленькая, а он еще не подсел на мод-эйч.
— Ничего я не трогала! — пронзительно кричу я сквозь слезы. — Я хотела узнать про свою родную тетю и думала, что вы мне поможете!
Я отрываю ладони от глаз и вижу, как дядя Ваку беспомощно сутулится.
— Я бы не сделал тебе ничего плохого, — шепчет он. — Я бы ни за что…
Я гнусаво смеюсь. На руке будут синяки. После того как он оттолкнул меня в тот день, у меня на груди остался отпечаток его ладони.
Лицо у него меняется, дедушкин подбородок дрожит:
— Я стараюсь выздороветь. Я очень болен, Вайя. Ты себе не представляешь, какой я больной.
— Я хочу домой. — Мне бы выйти из ванной — но он преграждает мне путь. Из глаз у меня снова текут слезы. — Я ухожу!
— Ладно. — Он отступает в сторону, и я бросаюсь к выходу из квартиры. — Подожди!
Не стоило бы мне останавливаться, но я останавливаюсь.
Все потому, что в его голосе звучит паника, — вот почему. Рвущееся наружу отчаяние заставляет меня остаться.
— Как… Как там Алекс?
Я резко поворачиваюсь к нему и смотрю на него таким взглядом, что он опускает голову. С чего бы мне рассказывать ему о ней? Если хочет восстановить отношения с дочерью — пусть сам это делает, я тут ни при чем.
— Мне пора.
— Постой! У Алекс все хорошо? И как твоя сестренка?
Я
Он, конечно, знает о ней. Знает, что она на самом деле тоже Томас, знает, какие узы связывают ее с нашим домом и нашей магией. Вопрос в том, почему он вдруг об этом заговорил. Я прищуриваюсь.
— Они тебе не сказали, — произносит он, видимо, истолковав выражение моего лица как недоумение. Глаза у него распахиваются, спокойствие отчасти возвращается к нему. — Я тебе все расскажу, если скажешь, как дела у Алекс.
Значит, он хочет обменять информацию о дочери, которую он бросил, на какую-то известную ему тайну, от которой зависит жизнь и смерть моей сестренки. Мне становится смешно. Я открываю дверь и выхожу на площадку.
За спиной слышны торопливые дядюшкины шаги.
— Постой! Я хочу извиниться.
— Я ухожу! — И я со всей силы нажимаю кнопку лифта.
— Она умрет, если мы все потеряем колдовские способности! Тебя предупредили? Не знаю, что там у тебя с заданием и почему слабеет наша магия, но, если она иссякнет, Иден умрет!
— Да, я знаю. А если бы вы не были под кайфом в ту ночь, когда она родилась, вы могли бы и сами ее спасти, — рычу на него я. — Тогда ее жизнь не была бы сейчас в опасности — если бы только вы могли держать себя в руках, чтоб вам пусто было! Зато мне приятно, что вы были готовы допустить, чтобы я этого так и не узнала, — если бы я взяла и ушла, не рассказав вам ничего о вашей дочке, которую вы сами решили бросить!
Я понимаю, что это удар ниже пояса. Я в курсе, что бороться с зависимостью очень трудно.
Однако мне не под силу остановить поток собственной ненависти.
К горлу подкатывает тошнота, я хватаюсь за стену, чтобы не упасть. Приходит лифт, и я вбегаю в кабину. Дядя Ваку остается на площадке.
Спотыкаясь, я выбегаю из вестибюля на крыльцо, не обращая внимания на недоуменные взгляды курильщиков. Внизу меня ждет Кейс — рюкзак за плечами, руки скрещены на груди. Увидев меня, она шагает навстречу.
— Что было-то?..
— Зря я тебя не послушалась. Не стоило мне приходить.
Кейс моргает:
— Что?!
— Все, поехали отсюда.
— Тебя трясет!
И точно. По всему телу пробегают волны дрожи, которой я до сих пор не замечала.
Что я делаю? Почему я вбила себе в голову, что стоит мне узнать все про тетю Элейн, как все волшебным образом сложится в цельную картину и я найду выход из тупика с этим моим заданием? У самой тети Элейн никакого счастливого конца не получилось. Да и счастливой жизни тоже. Теперь я вижу, какое это было слабое оправдание. Наверное, в глубине души я с самого начала сомневалась, что из этого выйдет толк. Но очень уж мне хотелось отвлечься от мысли, что придется убить мальчика с серо-синими волосами.