Магия имени
Шрифт:
– Есть где-то.
– У Наташки характер легкий, решения принимает с ходу, не то что я. Перелетная птица!
– Перелетная птица?
– Ну! Говорила всегда: «Птица в полете! Расправлю крылья – и вперед, заре навтречу! Ничто нигде меня не держит».
– Как дикий гусь?
– Как дикий лебедь! Ты-то откуда знаешь? Я и забыла уже. Точно, дикий лебедь!
– Делилась.
– Найдешь адрес, ладно? Свалить бы отсюда – и горя не знать. За границей все по-другому, там и культура, и совсем другие отношения, там женщина с головой всегда устроится. А здесь что? Если бы ты только знал, как мне моя работа осто…ела! – Леля закинула ногу на ногу, плед сполз, высоко обнажив бедра. Она
– Хотите за город?
– Давай!
Мелькнула невнятная мысль, что Стас вернется, а ее нет, он бросится к ней на квартиру – а ее и там нет. Пусть побегает, жмот! Она сдержала смешок и покосилась на парня. «А он ничего, – подумала она, – молочный поросеночек… Руки красивые, не то что у Стаса… лапы». Она уселась поудобнее, юбка задралась почти до пупа, но она не стала ее поправлять, облизнула губы и положила руку на колено парня. С удовлетворением отметила, как он выпрямился и застыл, по-прежнему не отрывая глаз от дороги.
…Он проснулся, словно от толчка. Слабый серый свет заполнял пространство вокруг и сгущался по углам. Свет был не однородной субстанцией, а дрожащим неверным маревом. Он даже звучал тонко и нежно, звук напоминал свист тонкой струи воздуха. На краю его постели сидела женщина.
– Наташа! – выдохнул он. – Наталечка!
Женщина повернула голову на его голос, смотрела печально черными провалами глаз сквозь пряди длинных светлых волос.
– Мне холодно, – прошептала она, обхватывая себя руками. – Если бы ты только знал, как мне холодно… Смотри, что случилось с моими руками, – она протянула к нему ладони, и он почувствовал, как жесткие ледяные пальцы прикоснулись к его лицу. Ему до слез жаль женщину, и он подносит ее ледяную ладонь к губам в тщетной попытке согреть. – Холодно и одиноко, – жалуется она. Ледяные пальцы касаются его шеи, смыкаются на ней, ему нечем дышать… Он в ужасе отрывает от себя руки женщины… Пальцы с хрустом ломаются и сыплются ему на грудь. – Я люблю тебя, – бормочет она, – тебя одного, на всю жизнь… на всю жизнь… до самой смерти… уже скоро встреча… совсем скоро… нужно только остановить сердце, оно такое живое и горячее… – Ледяные пальцы протыкают ему грудь, добираются до сердца и сжимают его сильней и сильней. Он чувствует дикую боль, такая тоска наваливается, что останавливается дыхание, глазам больно от слез…
– Не надо! – вырывается у него вопль-рыдание. Он с ужасом смотрит на белый костяной кулак с зажатым в нем сердцем… на красные струйки… хватает себя за грудь – там пустота!
– Пошли!
Она скользит прочь, держа над головой бьющееся все слабее сердце, манит его за собой. Потоки темно-красной крови заливают белые простыни. Он хватается руками за спинку кровати в последней надежде удержаться… Но порыв ветра отрывает его и несет следом за женщиной, уже стоящей на пороге двери в никуда. Ладонь ее ложится на ручку… Дверь распахивается… Подвальным холодом тянет из черноты. Женщина молча ожидает, шевелятся на ветру длинные одежды… пряди волос…
– Не бойся, – говорит она. – Не бойся, любовь моя. Ты же сам этого хочешь. Здесь тебе больно и страшно… ты один… пошли… пошли… Мы теперь всегда будем вместе… Скорее!
Черная дыра медленно втягивает его. Далеко за собой он слышит негромкий стук захлопнувшейся двери. Смертная тоска пронизывает его. Он чувствует, что летит в холодных потоках воздуха, и где-то очень далеко впереди разгорается ослепительно-яркий свет…
– Нет! – кричит он. – Я не хочу! Отпусти!
Он судорожно втягивает в себя воздух, почти захлебывается, сбрасывает влажную от пота простыню,
В доме тихо. За окном ночь.
Глава 7
День первый. Внедрение
Мелкий теплый дождь – не дождь, а водяная пыль, – сменивший по-летнему жаркую погоду, продолжался всю ночь и день, на радость молодой траве и листьям. Город в такую погоду выглядит уныло, а пригород, утопающий в яблоневых и сливовых садах, готовых взорваться бело-розовой кипенью цветов, наоборот, расправляет плечи, смотрит радостно и так благоухает зеленью и влажной землей, что даже самый заядлый горожанин, не терпящий деревню и садово-огородные работы, и тот не выдержит и непременно скажет: «Господи, благодать-то какая! Вот где надо жить!»
Улицы Посадовки были пусты, время приближалось к пяти часам, но из-за туч казалось, что уже наступили сумерки. Однако легкие розовые полосы на западе и чистые зелено-голубые небесные озера над головой говорили о том, что дождь уже заканчивается и, возможно даже, под вечер выкатится ненадолго красный шар закатного солнца. А к ночи совсем прояснится, распогодится и засияют на вымытом небе весенние звезды, особенно яркие из-за отсутствия городских огней. И опустится на землю роскошная весенняя ночь, и зеленая майская луна вынырнет из небесных глубин и поплывет неторопливо, как царская ладья.
По выщербленному, в трещинах, мокрому тротуару шла молодая женщина с дорожной сумкой через плечо. Была она одета в потрепанные джинсы и длинный синий свитер, на ногах ее красовались кроссовки, сшитые из разноцветных кусочков кожи. Довершала туалет синяя бейсбольная шапочка, сдвинутая на затылок. Она шла по стороне с четными номерами, присматриваясь к домам, оглядываясь вокруг, и было видно, что она здесь впервые. Увидела дом с нужным ей номером, остановилась, скользнула взглядом по пустой улице, отворила калитку и пошла через старый разросшийся сад по тропинке вдоль забора, которую окаймляли бледно-зеленые листья молодого подорожника, напоминающие звериные уши.
Дом был основательный, из потемневшего красного кирпича, на высоком фундаменте, с большими окнами и почему-то стоял к улице боком. Широкий выступ примерно в метре от земли тянулся по его периметру. Осевший деревянный забор, вдоль которого шла девушка, упирался в боковую стену здания, деля его на две неравные части и уродуя. Казалось, жильцы поссорились и разгородились, не желая ни встречаться, ни видеть друг друга, и им не до красоты. За забором, несмотря на дождь, играл в песочнице ребенок лет семи-восьми, наряженный в толстую, не по сезону, красную куртку с капюшоном. Он сидел на мокром бортике песочницы спиной к девушке, наклонив голову. Казалось, он рассматривает что-то в темном мокром песке. Девушка приостановилась, шагнула к перегородке и, удерживая равновесие, схватилась за ее скользкий, поросший желтым мхом край.
– Эй! – окликнула она мальчика неизвестно зачем. Так человек, завидевший кошку, непроизвольно произносит: «Кис-кис». Ребенок сидел неподвижно, видимо, не услышал. Он напоминал шар в своей теплой курточке. Девушка вернулась на тропинку и тут заметила, что испачкала о доски ладонь. Она нагнулась и провела рукой по мокрым холодным листьям подорожника, потом вытерла ладонь о джинсы. В этот момент что-то стукнуло о доски. Девушка инстинктивно пригнулась. Небольшой осколок кирпича упал в траву рядом с ней. Вслед за ним другой и еще один. Камешки градом летели в нее, падая в траву или ударяясь о забор. Один просвистел над головой, другой попал в плечо. Она не стала выяснять отношения со странным ребенком и побежала по тропинке к дому.