Махтумкули
Шрифт:
С неприязнью оглядев жалкого пленника, сердар спросил его:
— По-туркменски понимаешь?
Пленник отрицательно покачал головой.
Сердар подумал и распорядился:
— Разбудите Джуму. Пусть быстро идет сюда!
Один из джигитов, привязав коня, побежал выполнять приказание. Сердар протянул руку к Атаназару.
— Дай-ка плеть!
Покрутив в воздухе витой ремень с плоской бляшкой на конце, он неожиданно с силой стегнул пленника по спине.
— Не понимаешь по-туркменски, собака? Плеть научит! Врать станешь,
Пленник сначала молча вздрагивал от ударов. Потом упал на колени, умоляюще протянул руки к сердару, говоря что-то по-персидски. Сердар стегнул его по протянутым рукам, потом, распалившись, стал бить ногами.
— Успокойтесь, сердар-ага! — хмуро сказал Атаназар, становясь между сердаром и его жертвой. — До смерти забьете — говорить некому будет!
Запыхавшийся сердар, отдуваясь, кинул плеть и сказал подошедшему Джуме:
— Спроси у этой скотины, из какой он крепости! Да пусть не врет, а то всю шкуру спущу!
Джума повторил вопрос по-персидски — пригодились знания, почерпнутые у Махтумкули.
Размазывая по грязным щекам слезы, с ужасом глядя на сердара, пленник ответил:
— Из этой крепости я, ага-джан! Из Куня-Кала!
— Спроси, много ли народу в крепости? — сказал сердар, выслушав Джуму.
Пленник вздохнул:
— Совсем мало, ага.
— Почему мало? Куда делись люди?
— Всех Шатырбек увел в Серчешму. Там, говорят, идут большие бои с туркменами.
— А ты почему остался?
— Больной я, ага-джан. Только сегодня с постели поднялся.
— Не врешь? — грозно спросил сердар, ликуя в душе и боясь поверить такой удаче.
— Валла, зачем врать! — с жаром воскликнул пленник. — Отрубите голову на месте, если я вру! Никого не осталось в крепости, человек десять-пятнадцать таких, как я, не больше. Все остальные ушли на ту сторону гор. Валла, правду говорю!
— Тархан едет! — сообщил с дерева дозорный.
Сердар задал пленнику еще несколько вопросов, затем приказал отвести его вниз, в ущелье, и заковать в цепи.
На дороге появились трое всадников. Перед ними на куцем ишачке ехал связанный человек. На шею ему был накинут аркан, конец которого держал Тархан. Этот пленник был того же возраста, что и первый, но поплотнее, с проворными глазами и маленькими усиками, точно приклеенными под большим, похожим на огурец, носом.
Тархан дернул веревку:
— Слезай!
Кизылбаш, навалившись на холку ишака животом, слез, поклонился сердару. Ему были заданы те же вопросы, что и первому. Он подтвердил, что в крепости не осталось никого, кроме нескольких стариков и хворых. И добавил, что все люди в смятении, все, от мала до велика, клянут Шатырбека.
— Валла! — клялся он, преданно глядя в глаза Адна-сердара. — Пусть соль меня покарает, если вру! Двое детей есть у меня — их именами клянусь!
— Попробуй соври, если жизнь надоела! — сказал сердар. — Никуда не денешься. Где
— Понимаю, ага! Глаза выколи, если хоть слово неправды сказал! Зачем стану помогать Шатырбеку? Будь он проклят! Мы все, ага, готовы его живьем в землю закопать!
Переведя ответы пленного кизылбаша, Джума думал: правильно говорил Махтумкули-ага, что вражда и набеги нужны только правителям. Народу они не нужны, вон и кизылбаши тоже страдают от этой смуты, проклинают Шатырбека.
Пленник с любопытством вертел круглой головой и, видимо, нисколько не тяготился своим положением. Насупленный Атаназар смотрел на него тяжелым испытующим взглядом. Пленник заметил его взгляд и улыбнулся — открыто, доброжелательно.
Результаты допроса пленных подтверждали, что все идет, как задумано. Сердар был доволен. Значит, ханы, с которыми он договорился о взаимных действиях, не обманули и в назначенное время появились у Серчешмы. Сейчас там идут бои, и Шатырбек, конечно, бросил туда все свои силы. Надо было, не теряя времени, занимать Куня-Калу и идти на крепость Шатырбека.
Однако, когда Адна-сердар изложил свои соображения старейшинам, некоторые из них не согласились с его доводами. Махтумкули сказал:
— Не надо занимать Куня-Калу. Это грозит задержкой, а лишний шум может насторожить защитников крепости Шатырбека: там он, наверное, оставил больше людей, чем в Куня-Кале. И еще не следует забывать, сердар, что враг хитер и коварен. Шатырбек не вчера опоясался саблей, он старый и опытный воин. Подозрительно то, что он так обезлюдил Куня-Калу.
Раздраженный противодействием в тот момент, когда дело казалось совершенно ясным, сердар язвительно сказал:
— Мы, поэт, тоже не из тех слепцов, которые отдают свой посох любому встречному! Мы тоже не вчера взяли в руки саблю! Видели немало всяких хитростей и уловок!
— Тигр силен и смел, сердар, — со своим обычным спокойствием возразил Махтумкули, — однако и он порой попадает в капкан. Мы не отказываем вам в сердце тигра, но, когда идешь, все же следует смотреть себе под ноги.
Адна-сердара несколько поколебала спокойная рассудительность старого поэта. Шайтан знает, может, Шатырбек и в самом деле замыслил какую каверзу, — от него все можно ожидать. Однако не станет же сердар признавать перед всеми правоту Махтумкули, дело которого — стихи сочинять, а не военные дела решать.
— Ладно, — сказал он, — посмотрим. Одни попадают в капкан, другие его обходят… Атаназар, прикажи садиться в седла!
Догнав подошедшего к своим пожиткам сердара, Атаназар тихо сказал:
— Сердар-ага, старики правы. Как бы действительно не попасть впросак — не нравится мне этот шустроглазый кизылбаш. Да и шума лишнего следует избегать.
— Дался вам этот шум! — проворчал сердар, поправляя сползший с плеча халат. — Пусть шумят! Нам некого бояться.
И отвернулся недовольный.