Македонский Лев
Шрифт:
— И какой же силе служишь ты? — спросила жрица.
Тамис хихикнула. — Не пытайся поймать меня, девочка. Если бы я служила Духу Хаоса, то силой взяла бы у тебя твой дар!
— Но именно так ты удерживаешь меня здесь. Я не вольна уйти.
— Как я уже сказала, всё не так просто. Однако я удерживаю тебя не из ненависти, а из любви. Видишь ли, дорогая моя, ты не сможешь покинуть это место — никогда. И это не моя заслуга.
— Кто же тогда мой тюремщик? Кто держит меня здесь? — вопрошала жрица.
— Твоя смерть, —
— Что это значит? — спросила девушка, и вдруг испугалась.
— Прости, Дерая, но ты умерла, когда они бросили тебя за борт. Я нашла твое тело у скал, принесла тебя сюда и пробудила. Вот почему ты не можешь уйти.
— Ты лжешь! Скажи мне, что ты лжешь!
Тамис взяла девушку за руку. — Если ты покинешь храм, твое тело разложится в считанные секунды, плоть истлеет, наполнившись червями, и твои оголенные кости останутся лежать в траве не дальше десяти шагов от ворот храма.
— Я не верю тебе. Это уловка, чтобы удержать меня здесь!
— Вспомни тот день, когда руки твои были связаны, легкие полнились водой, и чем глубже ты погружалась, тем слабее становились попытки спастись.
— Прекрати! — Вскричала Дерая, закрыв лицо руками. — Прошу, прекрати!
— Я не стану извиняться, ибо несколько лет моей жизни и вся моя сила ушли на то, чтобы вернуть тебя. Наза помогал мне принести тебя сюда. Если не веришь мне, спроси его.
— Гера Всеблагая! Зачем ты рассказываешь мне всё это? Я жила здесь три года в ожидании, что Парменион придет за мной, молилась и надеялась. А теперь ты обращаешь все мои надежды в прах.
— Так ты веришь мне?
— Хотела бы не верить, — ответила Дерая, — и теперь я никогда больше не увижу Пармениона вновь. Почему ты не дала мне умереть?
— Ты увидишь его, — возразила Тамис. — Он — причина того, почему я спасла тебя. Когда ты обучишься мистериям, твоя душа обретет свободу летать повсюду по миру — и в прошлое, и по многим будущим тоже. Но на то, чтобы выучить все тайны, у тебя уйдет много времени… возможно, годы.
— Что значат годы для мертвых?
— В этом храме ты не мертва. Ты будешь стариться, как и все люди, и в конце концов твое тело сдастся, а душа освободится. Когда это произойдет, я буду ждать тебя. Я покажу тебе Рай.
Дерая встала и склонилась над бассейном, глядя вниз на свое отражение в воде, видя червонное золото своих волос и румянец на щеках. Она поспешно оглянулась. — Почему была избрана я?
— Потому что ты любишь Пармениона.
— Не понимаю.
— Темный Бог придет, Дерая. Не сегодня, не в этом году, но скоро. Он родится во плоти и вырастет мужчиной. Весь мир падет перед ним, и воцарится хаос. Потекут реки крови и вырастут горы трупов. Его необходимо остановить.
— И Парменион сможет уничтожить его?
— Этот вопрос и тревожит меня, Дерая. Вот почему мне нужна ты. Когда я впервые увидела тень Темного Бога, я молилась
— Я не верю, что это сказано о Парменионе, — запротестовала Дерая. — Он нежен — и добр.
— В каком-то смысле, да. Но после твоей… с тех пор как ты его покинула… он наполнился горечью и гневом. А это служит Духу Хаоса. Если бы я была более уверена в этом, то добилась бы его смерти. Но я не уверена. — Тамис снова выпила из бассейна, потом протерла свои слабые глаза. — Когда ты видишь злую собаку, готовую убить ребенка, что ты предпримешь?
— Ты убьешь собаку, — ответила Дерая.
— Но если знаешь будущее, и знаешь, что ребенок вырастет и станет злобным разрушителем, который приведет весь мир к крови и огню?
— Ты позволишь ей убить ребенка?
— Именно — но что если разрушитель породит другого ребенка, который восстановит мир и принесет покой и благоденствие на тысячу лет?
— Ты запутала меня, Тамис. Не знаю. Как кто-либо может правильно ответить на подобный вопрос?
— Вот именно, как? — прошептала старая женщина. — Я уцепилась за свою первую молитву, когда Исток показал мне Пармениона. Он — человек, разрываемый двумя силами, притягиваемый тьмой, но стремящийся к свету. Когда Темный Бог восстанет, он либо станет служить ему, либо поможет его уничтожить.
— А ты могла бы уничтожить бога? — спросила Дерая.
— Нет, пока он остается бесплотным духом. Но он придет во плоти, в образе человека. В этом-то и будет его главная слабость.
Дерая глубоко вздохнула. — Я хочу помочь тебе, Тамис, правда хочу. Но есть ли способ, чтобы я развивала свои… силы… не отдавая тот дар, который требуешь ты?
— У нас нет времени, — печально ответила Тамис. — Это заняло бы, наверное, лет тридцать.
— Будет ли это больно?
— Да, — подтвердила Тамис, — но боль будет кратковременной — это я тебе обещаю.
— Покажи мне Пармениона, — попросила Дерая. — Тогда я дам тебе свой ответ.
— Быть может, это неразумно.
— Это моя цена.
— Ну что же, дитя. Возьми меня за руку и закрой глаза.
Мир моргнул, и Дерая почувствовала, что падает в необъятную пропасть. Она открыла свои глаза… и закричала. Повсюду вокруг были звезды, огромные и яркие, а далеко внизу в море тьмы проплывала луна. — Не бойся, Дерая. Я с тобой, — послышался голос Тамис, и Дерая успокоилась. Краски пылали вокруг нее — и оказалось, что она плывет над погруженными в ночь Фивами, взирая сверху на колоссальные статуи Геракла и Афины. Они летели всё ниже, пока не спустились к дому с маленьким двориком.