Малая Глуша
Шрифт:
– Поглядим, Лена Сергеевна, – ответил Вася неопределенно.
– Жениться тебе надо, Вася, – вновь сказала она невпопад.
Вася сразу как-то подобрался, и Петрищенко смутилась, а вдруг он подумал, что я его и правда на Ляльке хочу женить? И что я специально все подстроила? Она почувствовала, что краснеет уже от одного только, что он может такое подумать. И от того, что она подумала, что он может такое подумать, покраснела еще сильнее.
– Так я пошел, Лена Сергеевна?
– Да, конечно. Спасибо тебе. Ни пуха ни пера, Вася.
– К
Петрищенко заперла за Васей дверь. На два оборота. Подумала, и задвинула еще и на задвижку. Постояла, прислонившись к косяку и близоруко моргая, потом полезла в сумку и достала сначала складной зонтик, потом скомканные перчатки, потом косметичку и, наконец, то, что она искала – записную книжку. Подошла к телефону и, шевеля губами и водя пальцами по строкам, нашла номер. Набрала. Подождала. Послушала долгие гудки. Посмотрела на часы, усмехнулась, покачала головой, не отнимая трубку от уха. Когда на том конце провода раздалось сонное «Але», оглянулась на закрытую дверь в Лялькину комнату.
– Вилен Владимирович, – сказала она с некоторым даже злорадством в голосе, – к сожалению, мне нечем вас порадовать.
Представим себе обнесенные бревенчатым забором хижины у замерзшей реки. Перевал завалило снегом, провизия съедена. Патроны кончились. Нет больше сил поддерживать огонь в очаге. И трупы даже не выволакивают за дверь, они лежат у стены, твердые и холодные, точно бревна. Снег у порога бурый от экскрементов.
И тогда, ночью, когда над головой загораются холодные и страшные, с кулак, звезды, к людям приходит вендиго. [2]
2
Вендиго – персонаж страшной повести Элджернона Блэквуда, и его повадки, а также поведение его жертв частично позаимствованы именно из этого источника.
Морозный лес полон звуков. Скрипят деревья, в воздухе стоит чуть слышный треск вымерзающей влаги. Ветви трутся друг о друга. Шурша, падает с вершины ели снежная шапка. Кто-то стонет во сне, потому что неслышный голос окликает его из темноты. Кто-то зовет, зовет его по имени. Тело обретает странную легкость, кажется, само летит по воздуху… Опухшие ноги тянут к земле, надо их отбросить… Они болят, они тяжелые… Они мешают держаться вровень с тем, кого ты уже почти догнал. С тем, кто так сладко зовет из тьмы. И ты бежишь, так бежишь, что ноги у тебя начинают дымиться.
Потом они сгорают, на их месте вырастают новые. Нечеловеческие.
Теперь вендиго – это ты.
Ты возвращаешь себе прежнюю людскую личину. Ты изо всех сил стягиваешь безгубый рот, чтобы скрыть клыки, ты прячешь во мраке свои новые ноги. Ты возвращаешься в поселок, где живые лежат вповалку с мертвыми. Ты говоришь с живыми
Вендиго. Дух-людоед.
Темная фигура маячила у двери в телефонную будку, и Розка внутренне напряглась, но тут же сообразила, что это просто какой-то нетерпеливый гражданин переминается с ноги на ногу в ожидании, пока телефон освободится.
– Сейчас-сейчас, – крикнула она и, прижимая трубку к уху, замерла.
В трубке шуршало и потрескивало.
Потом до нее донеслись все те же шаркающие шаги. Не могут они там быстрее шевелиться, что ли?
– А его нет, – сказал все тот же бесполый старческий голос.
– А когда он будет?
– Что?
– Девушка, может, вы будете решать свои личные проблемы при личной встрече?
– Когда он будет, пожалуйста?
– Не знаю.
– Девушка…
– Сейчас-сейчас…
– Девушка, да что же это такое!
Она с виноватым видом открыла дверцу будки. Лев Семенович стоял, нетерпеливо притоптывая чищеным черным ботинком…
– Ой! – сказала Розка.
– Ну, сколько же…. – укоризненно начал Лев Семенович, но тут, разглядев Розкино лицо в сгустившихся сумерках, удивленно сказал:
– Розочка, это ты?
– Лев Семенович… Я хотела…
Лев Семенович шутливо погрозил ей пальцем.
– Что, молодежь, секреты от мамы? Уже кавалер завелся, так?
Розка, которую передернуло при мерзком слове «кавалер», тем не менее промолчала, чуть заметно поведя плечами.
– Ну ладно, – торопливо продолжал Лев Семенович, придерживая дверь телефонной будки и стоя к Розке вполоборота, – дело молодое, дело молодое… Как работа?
– Спасибо, Лев Семенович, ничего.
– Тренируешься?
– В каком смысле?
– Ну, язык, машинопись?
– Да, все нормально, – соврала она. – Скучновато, правда, но ничего…
– Я в твои годы, – неопределенно сказал Лев Семенович. – Ладно, маме привет передавай. Как работа? Как сослуживцы? Сработались?
– Ничего, Лев Семенович, – холодея, ответила Розка.
Ну да, он ведь живет тут поблизости, на Гагарина, а что звонит из автомата, так, наверное, завел кого-нибудь, по секрету от тети Риммы… Но до чего же у него странный вид. И не слушает, что ему говорят. Вообще не слушает…
– Так я пошла, Лев Семенович? – на всякий случай спросила она.
– Да, Розочка, иди, иди…
На весу он держал блокнотик и пальцем уже заложил в нем страничку…
Не хочет, чтобы застукали, подумала Розка. Особого сочувствия к лысоватому, суетливому, с брюшком Льву Семеновичу она не испытывала, но ощущала неловкость, как всегда бывает, когда застанешь другого в неловкой ситуации. Протиснувшись мимо него, она заторопилась домой, когда он окликнул ее в спину:
– Розочка, двушки, случайно, не найдется?