Малая земля
Шрифт:
Несколько вражеских солдат вскочили в окна первого этажа. Офицер крикнул:
— Рус, сдавайс плен. Убивать нет. Вы змелый зольдат.
Сержант Нарочный, перевязывавший кисть левой руки, зло усмехнулся.
— Бачишь, як хвалыть. Товарищ лейтенант, я от всех крикну этим гадам.
— Давай ответ с перцем.
Нарочный закричал:
— Эй вы, жабы! Живыми нас не возьмете. Коммунисты в плен не сдаются. Назад, то есть цурюк, фрицы, пока целы. Геть нах хауз!
— Чего ты себя за коммуниста выдаешь? —
— А что? Я в душе коммунист, хоть и беспартийный. Пусть, гады, знают, что здесь такие люди.
— Правильно говоришь, сержант! — крикнул из коридора Тренгулов.
Разведчики слышали, как ругался и грозил им гитлеровский офицер, а затем подал команду поджечь здание.
Гранаты и патроны были на исходе.
— Стрелять с толком, — распорядился лейтенант.
Все сидели на полу, лишь Тренгулов стоял на лестнице.
Из-за пазухи у него выглядывала «хозяйка». Комбайнер гладил ее по голове и улыбался.
У лейтенанта была забинтована голова. Сквозь бинт проступали пятна крови. Автомат лежал на коленях. Камергородский внимательно оглядел разведчиков: «О чем они сейчас думают? Наверно, каждый, ожидая смерти, вспоминает своих родных, любимых. Вот Тренгулов дочку вспомнил… А у меня нет жены, нет любимой девушки, плакать обо мне будет только моя бедная мать-старушка. Жива ли она? Может быть, фашисты ее расстреляли…» При мысли об этом лейтенант заскрипел зубами.
— О чем думаешь? — спросил лейтенант Нарочного.
— Думаю, как бы фашиста обдурить.
Нарочный зло посмотрел в окно. Страшный вид был у него. Лицо расцарапано осколками, кровь черными струйками засохла на лице и шее, волосы взлохмачены, глаза блуждали от окна к окну.
Макеев сидел на полу и спокойно набивал диск автомата. Он был запасливый парень: его карманы всегда были набиты патронами и сухарями.
— Ну вот, — сказал Макеев, — осталось выпустить по десятку патронов, а потом? Обидно… Даже жениться не успел.
Разведчики невольно рассмеялись.
— Самое время — думать про женитьбу!
Порожнюк, прислонившись к стене, внимательно смотрел в окно. Он был ранен в левую руку. Кровь стекала по пальцам и падала на пол мелкими каплями. Лицо его было бледно.
В двух шагах от Порожнюка лежал Недорез, раненный в обе ноги. Ему отчаянно хотелось пить.
— Не водить мне, видно, тренгуловский комбайн, — вздохнул он, — может быть, вы еще и выкарабкаетесь, а куда я без ног-то…
— Что это ты, голова, — заметил ему Порожнюк, не отрывая взгляда от окна, — да разве мы тебя бросим! Макеев, стань на мое место, я перевяжу Недореза.
Тренгулов по-прежнему держал на прицеле лестницу и дверь. Внизу не было слышно голосов, но шла какая-то возня… Послышались шелест и потрескивание. Пахнуло дымом.
— Товарищ лейтенант, — крикнул Тренгулов, —
— Стой на месте, следи внимательно, — ответил лейтенант.
Едкий дым густел и поднимался выше. Слышался треск, словно внизу весело пылала печь. Очевидно, на первом этаже начал гореть пол. Наверху стало душно и жарко. Разведчики задыхались, дым ел глаза…
— Товарищ лейтенант, давайте прорываться, может, проскочим, — предложил Макеев.
Камергородский сурово посмотрел на него.
— Прорваться невозможно. Кругом гитлеровцы. Подстрелят и в плен заберут. Понятно? Погибать, так здесь.
Взбешенные упорством советских воинов, гитлеровцы открыли ожесточенную стрельбу из автоматов по окнам и дверям. Потом начали бросать гранаты в окна. Но их неуклюжие гранаты с длинными ручками задевали за рамы и падали обратно. Одна граната влетела в комнату. Макеев схватил ее и моментально выбросил обратно в окно. Языки пламени уже начали лизать окна, коридор был весь в огне. Пол накалился и трещал.
— Айда на чердак! — крикнул лейтенант.
Разведчики бросились на чердак. Порожнюк взвалил на плечи раненого Недореза. На чердаке было темно и душно. Макеев выбил слуховое окно, и свежий воздух ворвался на чердак. Все прильнули к окну. Нарочный высунул голову наружу.
— Не высовываться! — крикнул лейтенант.
Но пуля уже пробила голову кубанского казака. Макеев оттащил от окна его тело, встал перед ним на колени и поцеловал в лоб.
— Прощай, друг.
Недорез лежал без сознания. Порожнюк сидел рядом и здоровой рукой гладил его по голове. Недорез открыл глаза.
— Конец, видно, — прошептал он, — прощай, друже. Напиши жене и детишкам, если жив останешься.
— Чего прощаться! Вылечат твои ноги, еще спляшем вместе, победу праздновать будем, — пытался утешить его Порожнюк.
Огонь добрался до чердака. Начали гореть балки. Разведчики бросились к лестнице. В этот момент обрушилась горящая балка и придавила Порожнюка, несшего на спине Недореза. К ним подбежал Макеев. Обжигая руки, он приподнял балку, а Тренгулов вытащил из-под нее товарищей. Шатаясь, Порожнюк встал и крепко выругался.
Недорез был мертв — балка разбила ему голову.
— Сюда, на лестницу! — позвал лейтенант.
Уцелевшие четыре разведчика лежали на лестнице, задыхаясь от дыма. Больше не на что было надеяться. Еще минут пять, десять — и конец. У входных дверей первого этажа слышался разговор врагов. Тренгулов собрал последние силы и метнул туда последнюю гранату. После взрыва гитлеровцы снова начали яростно обстреливать дом. Лейтенант поднял отяжелевшую голову, прислушиваясь к стрельбе. По звукам он определил, что совсем близко стреляют из русских автоматов. Неужели наши?!