Мальчик и облако

Урусов Алексей

Владимир. Дом баронской семьи Аланкиных.

Заканчивая ужин, барон Владимир Николаевич Аланкин обратился к сыновьям: – Владислав, Антон, сегодня вечером или завтра просмотрите свои выходные костюмы, у нас послезавтра с вами поездка в гости – к Перловым. Антон, тебе мама поможет собраться. Я заказал, и завтра из Москвы привезут новые луки для Андрея Перлова, съездим, извинимся и подарим ему утешительный приз от того же производителя, а Василию я подобрал саблю.

– А мы-то при чём в той поломке? – по праву старшего задал вопрос Владислав?

– Мы – ни при чём. Но с Андреем вы приятельствуете, постоянно в спаррингах, обучаете друг друга, так что официальные

слова поддержки от тебя, как его боевого товарища, будут восприняты должным образом. Мы содержим команду, в которую входят Андрей и Василий. И более того, они постоянно в лидерах. Для них поломка была ударом, как и для всей команды. И всё, что с командой происходит, нас касается: их победы и поражения – это наши победы и поражения. О том, что мы были у него, выразили сочувствие и подарили луки, команда, да и весь лицей, знать будут – и оценят. Наш род на команду много средств тратит, но зачастую именно человеческое участие ценится гораздо сильнее и даёт больше пользы. А отдача от команды и Андрея с Василием есть: подсчитывал, насколько больше побед стало за эти полгода? А это и сюжеты на областном телевидении, и сообщения в газетах и на лентах. А о том, что команду финансируют Аланкины – знают все.

– Ну, и помимо, задач по лицейской команде, – продолжил отец семейства, – мне не очень нравится, что в последнее время наша семья выпала из светской жизни. Не из самой, конечно, а с её острия: за последний год все самые крупные светские события в городе, так или иначе, связаны с Перловыми. Молодёжные точно. Посуди сам – на новогодний бал Екатерина Перлова приводит несколько князей, в том числе и внука губернатора, это произвело настоящий фурор в прессе и вызвало истерику в сетях; на награждении их губернатор хвалит; на балу они беседуют с новоиспечённым графом Гефтом и к ним подходит губернатор. На день рождения Екатерины собирается почти весь город, опять приезжает княжич и вручает цветы. Про количество графов, которые вокруг них мелькают, я вообще молчу. И тебя ни на одном из этих раутов не было – молчи-молчи; – слегка махнул руками Владимир Николаевич; – Ни твоей, ни моей вины здесь нет. Так обстоятельства сложились. Тот же новогодний бал для обычного дворянства мы никогда не посещали, и баронов и графов там не было, кроме тех, что Святослав подтянул. На балу после награждения губернатор подошёл к Гефту, а тот в это время общался с Перловыми, тоже вроде бы случайность. На день рождения ехали княжичи к Екатерине, ну, губернатор своего внука и послал, чтобы уважение проявить. Такие обстоятельства. Но они уже слились в поток и в центре этого потока – Перловы. Мы можем или дальше стоять в сторонке, наблюдать, и делать вид, что всё как прежде, или попытаться в этот поток попасть. Посмотри, у Плетнева с конфликта всё начиналось с Первозвановым. Но урегулировали отношения, в результате тёзка твой, Влад Плетнев и с князьями познакомился, и поводырём для них выступил. А если бы ты был на дне рождения у Екатерины, то сопровождал бы княжичей ты – тебя Свят Волхонский хорошо знает. Так что едем, общаемся, приглашаем их в гости, стараемся заинтересовать и сдружиться.

– На нас работает то, что ты его заметил и после спарринга пригласил в команду. Ну, а то, что он при беседе очень осторожно прощупал нашу позицию, и выдвинул условие взять в команду Васю Перлова, сейчас тоже стало нашим козырем: Василий пребывание в команде очень ценит и тренируется упорно; странно даже такое усердие в военных тренировках для принадлежащего купеческой семье, хотя и дворянам. Заметь, переговоры штука тонкая, всегда что-то приходится уступать; Андрей попросил, потом часть уступил, получив просимое, не стал наглеть и повышать требования, не переступил грань. Есть эта грань в переговорах, когда одна сторона начинает наглеть и старается передавить. Очень тонкая грань. А вот то, что двенадцатилетний пацан эту грань чувствует – это, конечно,

странно.

Глава 21

Москва. Данилов монастырь. Резиденция патриарха.

Нажав на кнопку селектора, как всегда – негромким и спокойным голосом, патриарх Филарет спросил секретаря: – Саш, Фома сегодня на месте? Что там за информацию он хотел доложить?

– Ваше святейшество, Фому я сегодня не видел, сейчас позвоню, уточню, где он. А тему он мне не озвучивал, да я и сам не интересуюсь: что мне надо знать для работы, Вы, Ваше святейшество, мне сами всё скажете, а что не надо – зачем тогда и знать, если оно не надо?

Буквально через две минуты, дождавшись окончания разговора патриарха по телефону, секретарь доложил: – Ваше святейшество, Фома на месте. Говорит, что из Сергиева Посада по отцу Игнатию материалы.

– Хорошо, пусть подходит. Как появится, запусти.

Фома появился почти сразу же. Ждал, видать, вызова.

И так, немного сгорбленный, он становился ещё меньше, когда кланялся – глубоко и с почтением. Но вот улыбка была без угодливости, и это патриарху нравилось – так-то, Фома, бывало, и возражал ему в полный голос и до хрипоты, если считал, что патриарх предлагает неверное решение. И за это тоже ценил Филарет своего старого, неоднократно доказавшего свою преданность, сотрудника.

Показав ему рукой на кресло у приставного столика – садись, мол, патриарх спросил: – Что там у тебя по Игнатию?

– Игнатий больше шестидесяти писем разослал.

– О, как! Шестьдесят! – выдохнул патриарх. – Кому? И что за письма?

– Друзьям своим, некоторым другим архиереям, в духовную академию много, и ещё почти половина – молодым священникам и даже семинаристам. Письма все от руки написаны. Вот несколько штук – копии.

Фома протянул Филарету пачку откопированных писем, предварительно достав их из прозрачного файла.

На несколько минут патриарх погрузился в чтение, лишь шелест бумаг, да негромкое чириканье воробьёв за окном наполняли кабинет.

– И таблицы тут всякие, – переворачивая очередное письмо, проворчал Филарет. – И не лень ведь было – на компьютере бы быстрее всё сделал, да и буквы распечатанные читать проще. Хотя, конечно, почерк у Игнатия убористый, не то, что мой.

Филарет встал, постоял несколько минут у окна, снова сел, покрутил письма.

– Дай-ка список адресатов.

Фома протянул двойной листок со скрепкой.

– Всё богословы в списке. А дальше, видимо, семинаристы, склонные к научной работе. Понял он, что тормознул я ему выдачу материалов из церковных книг, и при жизни получить их не чает. Вот и нарезал куски, чтобы дело не пропало. И таблицы он прислал в Сергиев-Посад, в семинарию, а еще один экземпляр – в духовную академию. В таблицах расписано, как результаты по церковным приходам свести воедино и как потом анализировать и какие выводы можно получить.

– Или наоборот – вслух рассуждал патриарх, – просчитал он меня и хитрит, чтобы запутать? А сам в это время что-то готовит?

– Но если бы готовил, – сам с собой поспорил Филарет, – то, как раз на принтере бы и напечатал, да не шесть десятков, а сотни две-три, а то и больше. И кого-то из противников своих подставил. А так – в списке ни одного из наших церковных интриганов нет. Как и я, с годами Игнатий всё больше о Боге думает, чем о мирском. Готовится предстать и хочет, чтобы не пропали труды его. Уходит наше поколение.

Ещё немного подумав, Филарет обратился к Фоме: – Отпиши по епархиям, чтобы ускорились со сбором материалов для отца Игнатия. Напиши, что благословление от Филарета было, и патриарх не понимает, почему работа так медленно идёт и просит не затягивать. Ну, у тебя такие формулировки получаются хорошо – вроде и слова все ласковые, а как дочитаешь – мороз по коже, и хочется тут же бежать и исполнять. Или даже от моего имени, я подпишу, разошлём.