Мальдивы по-русски. Записки крутой аукционистки
Шрифт:
А этот портрет проданный, с кошкой, написал в сорок первом.
Дора на нем – туши свет! В нормальном овале лица – один глаз и рот. Второй же глаз вместе с носом – на отлете, сбоку. Я эту картину очень хорошо помнила, мой просвещенный родитель именно по ней растолковывал мне, что значит абстракционизм. А, да, у нее еще ухо под самым глазом на щеке. Кошка за плечом, мелкая, черная, вообще безглазая. И вся эта Дора – сплошной излом, сплошные углы и извращения.
Отец говорил, что Дора для Пикассо стала своеобразной персонификацией начавшейся Второй мировой войны. Вроде это со слов самого художника. Я же лично думаю, что великий
А может, просто не могла смириться с тем, какой останется в истории? Может, наоборот, была нормальной теткой? А Пикассо ее так. Ну, вот меня бы в таком виде изобразили – что, обрадовалась бы я? То есть, по сути, ты – красавица, а весь мир считает, что страшнее тебя и на свете-то нет. Художник постарался. Скажите, нужна мне такая слава? А автору что? Будет трындеть о художественном видении, о том, что не он командует своим талантом, а наоборот.
– А у кого она сейчас, не знаешь? – равнодушно спросила я. – Ну, в смысле кто этот холст выкупил? «Daily Telegraph» предположила, что это кто-то из наших. – Мне показалось, что я очень ловко ушла от скользкой темы. Если бы Паша ответил, во-первых, мы бы логично перешли на других художников, а во-вторых, я бы разжилась потрясной сенсацией, ведь владелец Доры по сей день – аноним.
– О таких вещах не принято говорить, – уклончиво сообщил он, и я поняла: знает! А раз знает – скажет. Вопрос времени. – Портрет больше сорока лет находился в частной коллекции Гитвицев, это американские мультимиллиардеры, – зачем они его продали? Я бы ни за что с Пикассо не расстался. Ну, так что, согласна мне позировать? Даш, у тебя такие необычные глаза. Я уже просто вижу этот холст.
– Знаешь, Паш, я, конечно, современное искусство обожаю, а Пикассо вообще один из моих любимцев, но себя в этом ключе я как-то не вижу. Не мой стиль.
– Да я не о стиле, Даш, я о цене. Пикассо – это Пикассо, а Чурилин – это Чурилин. А как бы ты себя видела? Ну, кому бы из художников ты бы согласилась позировать?
По правде говоря, может, в этом и стыдно было признаться, но я бы ни за что не отказала Серову, который «Девочка с персиками». Или Мане, Эдуарду, который «Олимпия». Вот насчет Клода, пожалуй, еще подумала бы. Слишком у него лица размыты, красота ускользает. Да, собственно, я даже Илье Глазунову бы доверилась. Но как Паше об этом скажешь? Разочаровывать то не хочется. С другой стороны, и современное искусство бывает разным. Да взять хотя бы портреты Модильяни. Очень даже ничего! Ну, глаза у женщин на разных уровнях и шеи, как у жирафов, так ведь стильно! И того же Пикассо вполне пристойные работы имеются, на стыке розового и голубого периодов, когда он еще вполне людей рисовал.
– Может, Уорхолу? – предположила я, изображая усиленную работу мысли. – У него портреты Мэрилин Монро очень неплохие.
– Уорхол? – Паша посмотрел на меня с интересом. – А ты в курсе, что Пикассо и Уорхол сейчас самые востребованные художники? Уорхол в рейтинге востребованности сместил Клода Моне со второго на третье место. Так что теперь они на одной жердочке – Пикассо и Уорхол.
– А кто там еще среди лидеров?
– Ну, первую тройку я назвал, четвертым венецианец Антонио
– Так бывает?
– Как видишь. Вдруг стал модным. Вдруг поперло. Ну, примерно как у меня на Sotheby's.
Счастливый холодок просвистел вдоль моего позвоночника: наконец-то мне повезло! Наконец-то я встретила мужчину, с которым не стыдно идти по жизни. И никто не сможет меня упрекнуть, что я продалась за деньги! Наоборот. В скромном малоизвестном художнике я разглядела гения. И наша внезапно вспыхнувшая любовь возбудила в нем такие творческие силы, такую мощь и энергию, что его работы мгновенно оценили настоящие знатоки искусства, и в мировом рейтинге он потеснил самого востребованного художника современности – Пабло Пикассо.
«Подобное к подобному», – станут говорить о нас. Как там выразился милейший Сергей Сергеевич? Талант к таланту? И это – истинная правда!
– А кто еще? – выплывая из мечтательного тумана, спросила я. Надо же знать, с кем придется конкурировать!
– Ротко, Шагал, де Коонинг, Фернан Леже, Баскиа, Люсьен Фрейд. Знакомые имена?
Из всех вышеперечисленных я, понятно, знала Шагала, что-то слышала о Марке Ротко и Фернане Леже. Могла припомнить даже одну работу Виллема де Коонинга. Имена Баскиа и Фрейд звучали для меня совершенно незнакомо. Если только это не тот самый Фрейд, который.
– То есть сплошь нонконформизм, – понимающе кивнула я.
– А что делать? Каков мир – таково и искусство. Ты ведь тоже почему-то не сказала, что хотела бы позировать, допустим, Тициану или Рафаэлю.
(Эк, хватил! Еще бы Леонардо да Винчи вспомнил! Мне эти гении и в голову-то не пришли. С чего? Все-таки свое место в этой жизни я хорошо понимаю. Надо и совесть иметь!)
– Уорхол… он такой… весь на нерве. – Я артистично «подбирала» слова, волнуясь и трепеща. Потому что о настоящем искусстве нельзя говорить иначе. И потом, Паша, когда в меня по-серьезному влюбится, ясное дело, на холст все свои чувства выплеснет. Так что из меня вполне может получиться Джоконда в современном исполнении. – Как же тебе позировать, если ты в круиз собрался, – закинула я вожделенную удочку. – Или уже передумал?
– Что ты, – он посерьезнел, – Арктида – это святое. И потом, это всего лишь две недели. Я даже отдельную каюту взял, чтобы никто не мешал. На ледоколе одноместных нет, пришлось за двух человек платить.
«Ну же! – торопила я. – Ну не стесняйся! Ну, говори: типа, Даша, поехали со мной, это судьба, не зря я оплатил именно два места.»
Но он снова заговорил о другом. Видно, своими познаниями в живописи я сразила его окончательно. Вот, скажите, тянули меня за язык? Нет бы прикинуться просто восторженной дурочкой. С другой стороны, зачем ему дурочка? Гала, между прочим, из всех воспоминаний представала женщиной волевой, сильной и жесткой. А Дали ее боготворил!
Ладно, подождем. Еще не вечер.
– Ты говорил, что, кроме Рериха, никто Север по-настоящему не понял?
– Да. А знаешь почему? Рерих обладал тайным знанием о Севере, об Арктиде, Гиперборее.
– Откуда?
– Он же посвященным был! И потом, вспомни, с кем он дружил. С Еленой Блаватской. Да и супруга его много чего понимала.
Эзотерические бредни не волновали меня никогда. Всяческие там контактеры типа Блаватской представлялись мне, как бы это сказать, ну, не совсем здоровыми, что ли. Всегда.