Маленькая принцесса
Шрифт:
Саре уже казалось, что праздник ей приснился или был когда-то давно, у кого-то другого.
Все убрали, гирлянд больше не было, парты расставили по местам. Гостиная мисс Минчин стала такой как всегда, и хозяйка ее переоделась в свое обычное платье. Велела переодеться и девочкам, а после этого они вернулись в класс, чтобы все обсудить друг с другом.
— Скажи Саре, — велела сестре мисс Минчин, — чтобы зашла ко мне. И объясни получше, что я не допущу никаких истерик и сцен.
— Сестрица, — сказала мисс Амелия, — она очень странная. Она не плачет. Помнишь,
Никто кроме Сары не знал, что было в ее комнате, когда она закрыла дверь. Она и сама запомнила только, что ходила от стены к стене, повторяя каким-то чужим голосом:
— Папа умер! Папа умер!
Как-то она остановилась перед Эмили и отчаянно закричала:
— Эмили! Ты слышишь? Папа умер! В Индии, так далеко…
Когда она вошла к мисс Минчин, лицо у нее было белое, круги под глазами — черные. Она ничуть не походила на розовую бабочку, летавшую от сокровища к сокровищу в разукрашенной зале. Перед начальницей стояло жалкое, почти смешное созданье.
Сама, без Мариэттиной помощи, надела она черное платье. Оно было ей коротко и узко, ноги казались слишком длинными. Черной ленты не нашлось, и короткие густые волосы падали вдоль щек, подчеркивая бледность лица. Одной рукой она прижимала к себе Эмили, завернутую в какую-то белую тряпку.
— Положи куклу, — сказала мисс Минчин. — Зачем ты ее принесла?
— Нет, — ответила Сара. — Не положу. Кроме нее, у меня никого нет. Ее подарил папа.
Мисс Минчин всегда становилось при ней не по себе, стало и сейчас. Девчонка говорила не грубо, а твердо и холодно, и отвечать ей было нелегко — быть может, потому, что директриса знала, как бессердечно она поступает.
— Теперь у тебя не будет времени на кукол, — сказала она. — Придется работать, приносить пользу.
Сара молча смотрела на нее большими странными глазами.
— Все теперь иначе, — продолжала мисс Минчин. — По-видимому, мисс Амелия объяснила…
— Да, — сказала Сара. — Папа умер. Он не оставил денег. У меня ничего нет.
— Ты нищая, — сказала мисс Минчин, снова вскипая. — Насколько мне известно, у тебя нет ни дома, ни родных. Ты никому не нужна.
Худенькое личико дернулось, но Сара ничего не сказала.
— Что ты так смотришь? — резко спросила мисс Минчин. — Неужели ты настолько глупа, что ничего не понимаешь? Сказано, ты на свете одна, и никто тебе не поможет, разве что мы, из милости.
— Я понимаю, — тихо ответила Сара и словно проглотила что-то. — Я понимаю.
— За эту куклу, — и мисс Минчин указала на главный подарок, — за эту идиотскую куклу и ее нелепые вещи заплатила я!
Сара посмотрела на кресло.
— Последняя Кукла, —
— Вот именно, последняя! — сказала мисс Минчин. — И, заметь, моя. Теперь у тебя нет ничего.
— Возьмите ее, — сказала Сара. — Зачем она мне?
Кричи она, плачь, пугайся, мисс Минчин было бы легче. Она любила властвовать, ощущая свою силу, а тут, глядя на бледное личико и слыша гордый, тоненький голос, она, в сущности, чувствовала, что с ней не считаются.
— Не важничай, — сказала она. — Теперь это не годится. Ты уже не принцесса. Экипаж и пони я продам, горничную рассчитаю. Носить ты будешь самые старые и простые платья, другие — не про тебя. Как Бекки, ты должна зарабатывать себе на жизнь.
К ее удивлению, серьезное личико просветлело.
— Я могу работать? — спросила Сара. — Тогда все не так страшно. А что я буду делать?
— То, что прикажут, — отвечала начальница. — Ты неглупа, быстро все схватываешь. Будешь приносить пользу, оставлю тебя здесь. Ты хорошо говоришь по-французски, можешь заниматься с младшими.
— Правда? — воскликнула Сара. — О, пожалуйста! Я и правда могу. Я люблю их, и они меня любят.
— Не болтай глупостей, — сказала мисс Минчин. — Кто тебя любит? Ну, хорошо, а еще ты будешь делать покупки, помогать кухарке. Не угодишь мне — уйдешь. Запомни это! А теперь — иди.
Сара ушла не сразу — она постояла, посмотрела, думая о странных вещах. Потом повернулась к двери.
— Стой! — крикнула мисс Минчин. — Ты не собираешься поблагодарить?
Сара помолчала, и странные мысли снова явились к ней.
— За что? — спросила она.
— За мою доброту, — объяснила мисс Минчин. — За то, что у тебя есть дом.
Сара шагнула к ней, тяжело дыша, и сказала с недетской силой:
— Вы не добры, а это — не дом.
И выбежала из комнаты, прежде чем мисс Минчин успела ответить или сделать хоть что-нибудь, кроме того, чтобы окаменеть от гнева.
Наверх она шла, тяжело дыша и прижимая к себе Эмили.
«Ах, если бы она умела говорить!» — думала она. — «Если бы умела… если бы умела…»
Она собиралась пойти к себе, лечь на шкуру, прижавшись к большой кошачьей голове, и, глядя в огонь, думать, думать, думать… Но у дверей стояла мисс Амелия, растерянно глядя на нее. Ей было стыдно, что она послушалась сестрина приказа.
— Ты… Ты туда не иди, — проговорила она.
— Не идти? — удивилась Сара, отступая назад.
— Теперь, ты не будешь тут жить, — сказала мисс Амелия и покраснела.
Сара все поняла. Начались изменения, о которых говорила мисс Минчин.
— А где же мне жить? — спросила она, надеясь, что голос ее не дрогнул.
— На чердаке, рядом с Бекки, — отвечала Амелия.
Сара знала, где чердак, Бекки ей рассказывала. Она прошла еще два пролета. Последняя лестница была крутой и узенькой, и Саре казалось, что мир, где жила какая-то другая девочка, остался далеко позади.
Когда она вошла на чердак, сердце у нее дернулось. Она закрыла дверь, прислонилась к ней, огляделась.