Маленький дракон с актерского факультета
Шрифт:
– Тебе не понравилось?
– удивилась она.
– Меня это... дрожь бьет, - пробормотал он, - не лихоманка ли напала!
– Нет, это не лихорадка, - прыснула девушка, - от поцелуя так бывает. Будешь ещё целоваться или в избу пойдем?
– Давай, ещё целуй!
– прерывисто выдохнул он.
– Не думал, не гадал, что целоваться - посильнее колдовства пробирает!
– Поцелуй и есть колдовство чувств, доступное любому человеку. Только здесь ещё одно умение требуется - себя в руках держать.
Она
– Нет, первой ночи подождать надо. Чтобы все, как у людей.
И не знала, плакать ей или смеяться.
– Коварная это штука! Вроде как испытание проходишь: выдержишь, не выдержишь.., - продолжал удивляться Егор и, заметив, что она пошла к избе, разочарованно спросил.
– Ты спать захотела?
– Я хочу предложить тебе одну невинную шутку: давай серые рубахи у твоих братьев заберем, а взамен дадим им новые, праздничные.
– Ох, и разозлятся они!
– Зато поймут, что Знание не зависит от того, кто во что одет... Ты в темноте видишь?
– Как кот!
– Я тоже. Будем делать свое черное дело в темноте. Вот только браться твои со сна не начнут в нас молнии метать?
– Не начнут. Я на них дурману напущу. Теперь ты меня другому учить станешь - озорничать?
– шепнул он.
– Это мне тоже по нраву. Чую, с такой женой не соскучишься!
Даже в темноте было видно, как глаза Егора сияют от предвкушания удовольствия.
Все шестеро братьев так и спали: в одежде. Катя боялась лишь, что проснется Аксинья, но она не подозревала о коварстве молодых, потому и не приняла никаких мер предосторожности. Как и Степанида, которая не почувствовала, как с помощью магии наряд её мужа превращается совсем в другой. Всякий раз Егор заставлял Катерину отворачиваться, боясь, как бы она не увидела больше положенного...
Наконец они вышли в коридор из комнаты Семки и подошли к Катиной комнате. Она потянулась к Егору, чтобы поцеловать его перед сном, и он её так крепко обнял, что молодые люди не сразу и вспомнили о времени.
– Научился я целоваться?
– лукаво спросил Егор.
– Научился, - со вздохом подтвердила Катя, понимая теперь, почему Аксинья осталась в этой глуши навсегда.
Утром Катя проснулась от страшного вопля.
– А-а-а!
Вначале закричал один мужчина, потом другой, потом вопли слились в многоголосый хор.
– А-а-а!
Катерина быстро оделась и выскочила из комнаты. В широком длинном коридоре - ей показалось, что от страха стены подались в разные стороны стояли и вопили братья-колдуны. Вряд ли они осознавали, насколько смешон и нелеп их вид: в длинных разноцветных рубахах и без штанов.
– Это Егор!
– раздавались
– Это он, паршивец! Знания нас лишил, а сам сбег!
– Кто сбег?
– из дальней двери вышел заспанный Егор.
– Что с вами, братья? Орете, точно быки на бойне.
– Кто-то украл нашу одежку!
– Кто-то лишил нас Знания!
– Знания? А вы к нему обращались?
– спокойно спросил Егор, но, заметив, как Дементий пытается изобразить знак Грома, закричал.
– Эй, только не в избе! Давно ли крышу перекрывали! А с дурных глаз и стены могут рухнуть.
Братья, шумя и толкаясь, поспешили во двор и вскоре женщины, собравшиеся в горнице, а с ними и Егор, услышали, как во дворе грохочет гром и сверкает молния.
– Ты, что ли, Егорка, одежду у братьев подменил?
– непривычно мягко спросила Степанида.
– Ну, я, - настороженно признался он.
– Спасибо тебе, а то я уже эту серую тряпку видеть не могла.
– И я тоже, - поддакнула Аксинья.
– Теперь бы их ещё и отмыть.
– Чего уж проще!
– усмехнулся Егор, встряхнул рукой и снаружи начался такой сильный ливень, что братья в момент промокли.
Они ввалились в избу мокрые, отряхиваясь, точно собаки.
– Вестимо, Егорка, - продолжали они говорить между собой.
– Сам бы он не додумался, видать, у него новый подсказчик появился.
– Так он и отблагодарил того подсказчика. Видали, губы у обоих распухли, точно вареники.
Катя ахнула и прикрыла рот рукой. Егор довольно рассмеялся.
– Эта Катерина та ещё девка!
– заключил Степан.
– Помяните мое слово, мы с нею наплачемся!
– Братья, а, может, мы того, баньку затопим?
– осторожно предложил Егор.
На миг в горнице наступила тишина, словно он произнес слова, от которых должна была разверзнуться земля, но поскольку ничего такого не случилось, Степан произнес:
– Отчего же не истопить? Истопим.
Пользуясь всеобщей суматохой и тем, что братья оказались заняты подготовкой к уже забытым, но таким милым ощущениям, Катя тихонько шепнула Полактии Фртунатовне:
– Надо поговорить.
– Сходим-ка мы к ручью, - громко сказала магиня.
– Аксинья нас проводит, пока Степанида блины печет.
– Идите, - в тон ей отозвался Степан, - только знайте, бежать отсюда нельзя. Потому, мыслю, вы быстро вернетесь.
Место у ручья, куда привела их Аксинья, отличалось дикой первозданной красотой. Огромные, поросшие мхом валуны,точно разбросанные рукой неведомого великана, лежали по его берегам. Серые скалы устремлялись в небо, нависая над обрывами, как грозно сдвинутые брови вросшего в землю исполина. Ручей тек из скалы, будто из пасти каменного зверя. Было дико и мрачно.
– Куда ты нас привела?
– попеняла Аксинье Полактия.