Малой

Мазур Степан Александрович

Пукс выждал момент, и вроде бы уже смирился с происходящим, но в последний момент вцепился в уплывающую добычу и Велиал тут же замахал им вместе с ногой как веером над столом.

— Итак, а пока вы развлекаетесь, мне есть что рассказать. Начну с главного. Как-то раз я пошёл по тропе следом за отцом. И что бы вы думали, я увидел?

Глава 29

В круге девятом: рассказы старой тропы

Самые прочные в мире врата — двери, охраняющиеся Законом, распахнулись и

впустили Сатану в себя. Он повис в пространстве. В голове кружился разноцветный калейдоскоп. Зрение, слух, обоняние и другие органы чувств и восприятия, в том числе и вновь открытые, вышли из строя.

Невозможно определить: где верх, где низ, где там, где тут. Организм выворачивало наизнанку. И это при его силе!

Соблазн использовать Силу Хаоса стал слишком велик, но Сатана сдержался, отключив все стороны восприятия, прекрасно обходясь без всех, кроме своего внутреннего Я. Фактически — души.

В недрах сознания зазвучал громоподобный голос. Он звучал отовсюду и в то же время ниоткуда. Словно был вне пространства. Первый отступник говорил с Законодателем.

— Вот мы и встретились, сын мой.

— А я смотрю, гостеприимство твоё на прежнем уровне. Я чуть сам в себе не растворился.

— Ты жил в лучших условиях из возможных, но предпочёл покинуть меня и скитаться по миру. Чем же этот день отличается от прочих? Потерпишь.

— Сочтёмся, — тут же пообещал Сатана Богу и расправил совсем не опалённые крылья. А как по виду, так вполне себе здоровые.

Помолчали, после чего беседа возобновилась. И громогласный голос вновь пронзил всё существо Сатаны:

— Итак, ты создал мир, подобный моему, но его полную противоположность. И наполняешь его грешниками под завязку.

— Так и есть. Ты придумал грех, я придумал место для отступников, — ответил Сатана.

— Почему же я не вижу в твоём аду ведьм, оборотней и различных кровососов? Разве они не дети ночи?

— Они низшие слуги и служат только в физическом мире, а по истечению гарантийного срока службы превращаются в прах. Ведь у них нет души. И пытать там нечего.

— Зачем же ты пытаешь все остальные души? Разве все эти мириады человеческих душ должны гореть в пламени ада за свои прегрешения?

— Ты придумал правила. Я караю тех, кто их нарушает. Это баланс. Как говорится, любишь тьму, люби и кутерьму.

— Баланс? — задумался Бог. — Но я бы охотно простил их и предложил попробовать снова.

— Нет, так не пойдёт. Всякий, кто ослушается тебя, должен быть наказан. Потому я иду по тропе от Врат рая, создавая этажи для тех, кому до них никогда не дойти.

— Но ведь ты мешаешь им дойти.

— А как ты хотел? Жизнь сложна, а смерть — тем более.

— Но откуда люди знают о преисподней, девяти кругах ада, и в сущности, обо всей вашей строгой иерархии падших?

— Они и не знают, — признался Сатана. — Они думают, что знают, тем самым, создавая наш мир. Их мысли материальны. Ведь ты наделил их своей частичкой. Частичкой

Творца. Я говорю о душе, которую я буду охотно пытать до тех пор, пока она не поймёт своего потенциала. Но закалённый клинок становится только лучше. Не так ли, отец?

Бог поморщился и почесал густую бороду, пробормотав под нос:

— Где же я допустил ошибку в твоём воспитании?

— Не переживай, отец. Я всех их вылечу.

Последним мыслеобразом Сатаны была… улыбка. И только в момент его ухода Бог понял, что сын задумал что-то глобальное. И зная его характер, он скорее переплавит в адском пламени мириады душ, чем свернёт с задуманного им пути. Но с этим Творец уже не мог ничего поделать, наделив каждого из своих детей свободой выбора. В сущности, Сатана был не просто олицетворением зла, но и свободно мыслящим существом с творящим потенциалом, стремящимся понять саму суть человеческой души.

С широкими крыльями он парил над миром в дни своего поиска, наблюдая за людьми, их радостями и страданиями. Он был не просто падшим ангелом, крылья которого становились чёрными, подобно крыльям ворона в моменты отчаянья, но и вечным искателем, жаждущим познать, что движет сердцами смертных.

А когда крылья уставали, он опускался на тропу и шёл дорогой смертных, чтобы послушать их истории и сделать свои выводы. Во времена подобных странствий его глаза, как два бездонных океана, отражали все оттенки человеческих эмоций, от любви до ненависти и от надежды до отчаяния. Он погружался в человеческие страсти и сам становился подобным человеком. Но лишь для того, чтобы понять, что задевает их побольнее. И как рыбак, обнаруживший отличную прикормку, затем тут же рассыпал её вокруг себя, мутил воду, а затем забрасывал удочку и ловил, ловил, ловил, пока сам не уставал от трофеев.

Однажды приключилось следующее. В тихом северном городке, где жизнь текла размеренно в трудах и заботах, как спокойная река, вытекающая из озера, никогда не происходило ничего значимого. Но Сатана заметил, что люди их этого места почти не попадают в ад. Решив проверить, как так получается, он вновь сложил крылья и опустился на землю, (что как известна безгрешной не бывает со времён падения ангелов).

Сатана принял облик простого странника, одетого в изношенный плащ, и начал свой путь среди людей, чтобы узнать истину. Его голос был мелодичным, а слова сладкими, как мед. Он говорил о свободе, о том, как важно следовать своим желаниям, и вскоре стал любимцем местных жителей. Ведь их его речей следовало, что жить надо проще, да и сама жизнь — коротка. И надо попробовать всё.

Доверчивые люди, что прежде даже не слышали о таких свободах, охотно предавались греху и тихий городок стал городом постоянного веселья и смуты. Сатана добился своего даже слишком просто. Но с каждым днем, когда он завоевывал сердца, в его собственной душе росло беспокойство. Он видел, как люди, следуя его советам, теряли себя в погоне за удовольствиями. Их смех становился все более пустым, а глаза безжизненными, как пустыня. Брошенные взрослыми дети лили слёзы, не понимая почему взрослые перестали о них заботиться и почему на смену заботе в трудолюбивых семьях пришёл голод и отчаянье.