Малой

Мазур Степан Александрович

— Что ж, если сгинем, то хотя бы в попытке спасти наших детей. А то эта тишина в доме убьёт меня первой.

— И не говори, любовь моя, — сказал оборотень и на всякий случай снова приняв звериный вид, зажмурил глаза перед синевой портала.

Они сделали шал и оба исчезли. Банши посмотрела на светящийся красным колпачок и объяснила для домового и крыски:

— Горит красным. Значит, прибыли в ад! А ещё это значит, что душа у них есть… Теперь есть. У родителей иначе быть не может.

Сказав это, банши сама

шагнула в портал. Мало отправить родню в ад, нужно ещё и помочь вернуться.

Оставшись в гостиной одни, крысёныш и домовой переглянулись.

— Слушай, а у домовых есть душа? — первым нарушил молчание домовой, готовый ради этого дела снова стать даже чердачным.

— Не знаю, но у крыс точно есть! — заявил Оспа.

— С чего ты взял?

— С того, что душой чую, в холодильнике ещё есть сыр, — невозмутимо ответил грызун.

— Но это же обоняние! — возмутился Топот.

— Ха! Одно другому не мешает, — ответил Оспа и гордо зашагал к холодильнику, который теперь ни одним медведем не охранялся.

* * *

Некоторое время спустя.

Попав в ад, трое необычных существ даже не подозревали, какое приключение их ждёт. Но первой сдалась на предбаннике Агата Карловна.

— Так, на блуждающие души я уже насмотрелась. Идём дальше, — после чего снова провернула колпачок. Портал вспыхнул сразу.

Но и первый уровень ей не понравился. Сначала наткнулись на лодку посреди бывшего русла реки без опознавательных знаков, потом попали на руины города, что теперь представлял собой скорее палаточный лагерь, где одни черти бегали и кричали «купи-купи-купи», а другие «продай-продай-продай» и постоянно дёргали единственных гостей за последнее время за рукав или штанину. Тогда как сразу несколько чертей просто представляли им контекстную рекламу, разыгрывая целый спектакль со словами:

— Пропали дети? Не знаете, чем заняться в поиске семейного счастья? Посетите ад, чтобы понять, что раньше всё было не так уж и плохо!

Посмотрев на это дело так и этак, Агата Карловна снова достала ручку и повернула колпачок со словами:

— Так, тут их тоже нет.

И они начали прыгать с уровня на уровень. А на каждом уровне одна разруха и запустение. То змеи, связанные в узел, попадаются, то бесы с полубесами с табличками «голосуй за…», то собаки двухголовые, которые очевидно раньше имели по три головы. Ну а как на джинов и ифритов с носками на головах вместо чалмы наткнулись, сразу поняли — страдает ад, вошёл в острую фазу кризиса.

Чем больше оборотень, вампирша и банши пробирались, тем больше думали. О жизни и смерти, о детях, семье и ответственности. О многом думали. Да вот хотя бы что им теперь с душой делать, которая и Агате Карловне за компанию досталась.

Каждый из них носил в себе

тайны, которые переплетались, как нити в древнем гобелене. Но это когда было? В молодости! А теперь что? Теперь зрелость. Время, когда страсти заменяются мудростью. Но что с этим делать — решительно не понятно. Потому что опыта не хватает. Душевного.

Так и брели, уныло разглядывая ад или то, что от него осталось, также открывая для себя нечто новое. Оборотень, например, с его могучими мускулами и острыми, как бритва, когтями, был символом силы и дикой свободы для чертей и бесов. Но сам Михаэль был совсем не против избавиться от этой силы, чтобы как следует почесаться. Потому глаза его отражали не только жажду приключений, но и глубокую тоску по утраченной человечности. Отныне он был изгнанником, бродягой, который искал своё место в этом безжалостном мире. А всё почему? Да потому, что ад не позволял ему перекинуться обратно в человеческое обличие! Так медведем и ходил, да мычал на жену, что прыгнул в портал не подумав.

В то же время вампирша, облачённая в черное, как сама ночь, была воплощением загадки для каждого жителя ада. Церберы обходили её стороной, а некроличи и зомби, что на особом договоре, смотрели на неё с сомнением. Каким ветром занесло под Антисолнце? Под которым её кожа светилась бледным светом. Тогда как губы были окрашены в насыщенный красный цвет, словно кровь, которую она так жаждала. Но вокруг на кого не глянь, либо яд, либо мёртвая жижа по венам. У мертвецов иначе не бывает, а демонов, чертей да бесов жевать — себе дороже. Тогда-то Блоди и поняла, почему в аду нечисти нет. Ей просто нечем питаться!

Голод одолевал вампирэссу. И пусть по жизни она была искусной манипуляторшей, способной завораживать и обольщать, но здесь это не работало ни на ком, кроме мужа. А тот в шерсти весь. Кусать такого — потом волосами плеваться полдня. Залежалыми.

Одно поддерживало голодную мать. Понимание, что дети её тоже не кормлены. И каким образом прошли через все эти круги ада, когда сама идёт, спотыкаясь, одному Сатане и известно. Вот и заставляла себя идти молча и даже на мужа не кричала. И тётке ничего не выговаривала. Это малая плата за искупление своих грехов, которые тянулись за ней, как тень по жизни. Но настало время расплаты. И лучше всего страдать было в мире, где нет выпечки.

Банши же с её пронзительным криком, который мог заставить даже самых смелых трепетать, была духом, предвестником смерти. Но это там, на земле её боялись и уважали за командирский голос и стратегический ум. А здесь её длинные, струящиеся волосы развевались, как облака и глаза светились таинственным светом. Но лишь потому, что помыть голову не было никакой возможности. В аду с водой острый дефицит. Ни попить, ни душ принять. Единственную реку, которую встретили — всякое живое существо стороной пройдёт.