Малышка
Шрифт:
— Я отвезу Евгению в гостиницу, — говорит мамочка.
И я, чтобы нее накалять обстановку, предпочитаю ей не перечить. Взглядом останавливаю Рэма, когда тот порывается вставить своих пять копеек. Мамочка принимает тишину за взаимное согласие сторон, идет к двери, жестко стуча каблуками, и, оборачиваясь на меня, делает приглашающий жест рукой. — Ради бога, только избавьте меня от необходимости видеть ваше прощание.
Мне очень хочется сделать ей назло, но я вспоминаю, что моя мамочка всегда была умницей и думала о моем благе даже, когда я свято
— Если через пару часов ты не позвонишь и не пришлешь СМС, я буду считать это попыткой покушения на наше счастье.
— И? — не поворачивая головы, спрашиваю я.
— Увидишь, каким злым и безумным я могу быть, Бон-Бон.
Всю дорогу, что я смиренно иду за мамочкой и отчимом, я слышу ее судорожные вздохи. Она как никогда близка к тому, чтобы расплакаться и, честно говоря, мне не по себе, что я — причина этих слез. Я и мое счастье. Надеюсь, когда мы поговорим, она немного успокоиться.
Уже в машине — мы с мамочкой сидим на заднем сиденье, отчим — рядом с водителем — она спрашивает:
— Ени, о чем ты думала?
Замечаю, что она смотрит в окно и кажется такой далекой, как будто мы не сидим рядом, а находимся на разных полюсах земного шара.
— Я думаю о том, что Рэм… он… возможно, и есть тот самый мужчина.
— Возможно, — эхом повторяет она. — Ты даже не знаешь, тот ли это мужчина, но собираешься за него замуж. А ведь я была уверена, что моя дочь никогда не потеряет голову.
— Что плохого в том, чтобы иногда думать сердцем? — немного злюсь я.
— Сердце, Ени, плохой советчик. Тем более в твоем возрасте. Но… мы поговорим об этом позже.
Мы возвращаемся в гостиницу, и я внезапно узнаю, что наши родители сняли номер в том же отеле, что и я. Даже на одном этаже. Хорошо хоть, не напротив, иначе это было бы слишком. Отец Рэма уходит, а мы с матерью заходим в мой номер и щелчок закрывшейся двери почему-то до боли напоминает звук ударившего о барабан курка. Даже мурашки по коже.
— Иди в душ, — приказывает мамочка.
Я использую это время, чтобы приготовиться к разговору. И гадать нечего — приятного будет мало. Меня ждет если не распятие, то изощренная словесная порка, или я совсем ничего не знаю о своей мамочки. Но цена вопроса — мое счастье, поэтому придется стоять насмерть.
Когда возвращаюсь в гостиную, мать сидит на диване и делает то, чего я раньше за ней не замечала: опустошает маленькую бутылочку коньяка из мини-бара в бокал. Жестом предлагает мне сесть в кресло, сама садиться напротив и делает щедрый глоток. Кривится, но все-таки глотает.
— Ольга ждет ребенка, — говорит она, стараясь не смотреть мне в глаза.
Я собираюсь рассмеяться, настолько абсурдно это звучит, но вдруг понимаю,
— Она заявилась сразу же после твоего отъезда. Закатила такой скандалище, что я думала, придется подключать полицию. Кричала, требовала, чтобы Рэма немедленно вызвали к ней, потому что она не собирается быть матерью-одиночкой и ни за что в жизни не сделает аборт. Слышала бы ты, что еще она несла.
— Это вранье, — говорю я, когда голос, наконец, возвращается. — Это просто мыльная банальщина. В жизни так не бывает.
Увы, но голос предает и слова звучат даже не в половину так уверенно, как бы мне того хотелось.
— Я сказала тоже самое, и Виктор тоже, но Ольга показала медицинскую карту. Виктор перезвонил врачу — это уважаемый специалист и, поверь, точно не стал бы ввязываться в мухлеж с поддельными свидетельствами. Ольга действительно беременна. Срок — десять недель. Она так же согласилась пройти дородовый тест на отцовство.
— Еще бы она не согласилась! Надеется, что ей поверят на слово и до этого не дойдет.
— Ольга согласилась сдать кровь в любое время. — Мамочка, наконец, смотрит на меня и под ее взглядом мне хочется забиться внутрь себя самой, схлопнуться, как воздушный шарик из которого откачали весь воздух. — Я разбираюсь в людях, Ени, и если она врет, то это самая идеальная, самая безупречная лгунья на свете. Поверь, я видела ее глаза — анализ на отцовство Ольгу не пугает, потому что она уверена в положительном результате. Это ребенок Рэма. Ребенок человека, за которого ты собираешься замуж.
Глава двадцать восьмая: Ени
Я поджимаю ноги: упираюсь ступнями в кресло, тычусь подбородком в колени, обхватываю их руками, словно вот-вот рассыплюсь. Боль натягивается где-то внутри сердца, режет и причиняет невыносимую боль, но я молчу. Просто медленно раскачиваюсь влево-вправо, словно сама себя баюкаю. Баю-баюшки-баю…
— Ени…
— Не надо, — останавливаю мамочку.
Ее голос слишком резонирует с моей внутренней вакханалией, которой я пока совершенно не способна управлять. Кажется, достаточно звука, чтобы взорвались барабанные перепонки.
Мне нужно сосредоточиться. Вспомнить, что у меня выдающийся талант к анализу и я обязательно найду выход из любой ситуации, всего-то нужно расставить по своим местам все фигуры. Вот сейчас: я соберусь с мыслями, возьму себя в руки и… И…
Ничего не происходит. Мысли разбегаются от меня, дразнят, как детишки слепого великана, который бежит на звон колокольчика, но ловит лишь воздух.
— Евгения, послушай, — снова начинает мать.
Я закрываю глаза, затыкаю уши пальцами и начинаю громок нести всякую белиберду, но мать уже рядом: хватает меня ладонями за лицо и кричит, кричит. И я ору вместе с ней. Так громко, что разрывает легкие. Так отчаянно, словно от этого зависит моя жизнь.