Малышка
Шрифт:
— Насколько меня ввели в курс дела, ты дала согласие на дородовой тест. Я не собираюсь тянуть так долго.
Ольга прекращает рыдать, и я практически слышу, как она мысленно ругает себя за поспешность.
— Если ты будешь настаивать…
— Я уже настаиваю. Это ничем не угрожает ни тебе, ни ребенку.
— Ты знаешь, что у меня никого не было, кроме тебя! — выкрикивает она. Эти истерические замашки порядком утомляют. Господи, спасибо, что отвел и не дал связать себя браком с этим монстром.
— Слушай, Оля, давай вот что проясним для начала. — Делаю еще одну затяжку, зная, что мои слова вызовут неипическое бурление. —
Ее возмущенный всхлип подсказывает, что да, именно такой был план.
— Максимум, на который ты можешь рассчитывать — мое участие в воспитании ребенка. Если, конечно, он мой и это подтвердит лаборатория, которую я выберу лично. Естественно, все права и обязанности в отношении ребенка мы тоже оформим нотариально.
— Рэм…
— Я не закончил. — А вот сейчас начинается самая интересная часть разговора. — Если окажется, что ребенок не мой, лучшее, что ты сможешь сделать для своей безопасности — убраться далеко и надолго, до того, как я начну методично и грязно разрушать твою жизнь и карьеру. Я не обижаю женщин, а уж тебе в наших отношениях точно не на что было жаловаться, но я терпеть не могу шкур, которые пытаются мною манипулировать, используя кем-то натраханых детей. Теперь, когда ты в курсе моих планов, спрашиваю еще раз: это мой ребенок?
Женщина, если только она не трахается направо и налево, всегда знает, от кого залетела.
— У меня не было мужчины ни во время наших отношений, ни после того, как ты меня бросил.
Говорит это так уверенно, что от моих надежд разойтись без долгого разбирательства не остается камня на камне. Вот же! А я почти поверил, что прижму ее к ногтю.
— Значит, будем делать тест. Я позвоню, как только найду подходящую лабораторию.
— Рэм! — выкрикивает Ольга и мой палец замирает над красной иконкой отключения. — Я люблю тебя и давно простила. У всех бывают импульсы, тем более у мужчин, перед свадьбой.
— Прочла это в колонке психолога в «Космополитен»?
— Ты знаешь, что ни одна женщина не сможет быть такой терпеливой ко всем твоим выходкам.
Мне почти хочется сказать, что есть женщина, рядом с которой я готов хранить чертову верность до гробовой доски, но я молчу. Не стоит марать наши с Бон-Бон отношения ревностью озлобленной женщины.
Но беременна Ольга, скорее всего, действительно от меня.
Честно говоря, такой расклад меня не устраивает. Конечно, я не конченый придурок и не стану отказываться от своего ребенка. Ну хотя бы потому, что я не дам Ольге устроить шумиху и смешивание фамилии Даль с дерьмом. Почти уверен, что на этот случай у нее тоже заготовлен план — нет существа более злого, чем брошенная обиженная женщина. Но в даный момент, я не представляю, как буду воспитывать этого ребенка и каким боком вообще смогу соотноситься с его жизнью. Приходить к змее на поклон, чтобы разрешила мне увидеться с сыном (или дочерью)? Смотреть, как она наслаждается триумфом, ставя меня на колени? Выслушивать претензии и обиды, слышать, как мой ребенок по заученному поливает грязью меня или Ени? Бррр…
Во второй половине дня, я как и обещал, приезжаю
Когда музыка смолкает, и женщина, которую я определил здесь главной, разрешает им разойтись, я вхожу внутрь, все еще пряча цветы за спину. Букет достаточно большой, чтобы его было видно, о мне хочется подразнить малышку. Тем более, когда она замечает меня, ее лицо перестает быть спокойным, и превращается в озаренное солнцем небо. Жестом предлагаю Бон-Бон сесть на скамью и, под градом любопытных взглядов десятка девушек, иду прямо на нее. Становлюсь на одно колено, вручаю цветы и выразительно говорю:
— Надеюсь, в этот раз я угадал с цветом?
Бон-Бон обнимает меня за шею, порывисто целует в губы, чуть посмеиваясь. Она явно не в своей тарелке, но довольна.
— Ты и раньше угадывал, — говорит смущенно, пряча нос в цветы, жадно втягивая из аромат. Я специально выбрал те, что пахнут, хоть среди голландских сортов это большая редкость.
Она собирается отложить букет в сторону и снять пуанты, но я успеваю раньше: кладу ее ногу себе на колено и медленно разматываю ленты. Слышу в спину довольный шепот и впервые в жизни мне плевать, что я стою, фактически, на коленях перед девчонкой, на десять лет младше меня, и счастлив, как дьявол, выкупивший душу последней девственницы на свете.
— Ты просто змей, — говорит Бон-Бон шепотом, когда я принимаюсь за вторую ногу. — Так и скажи, что просто хочешь всех здесь покорить.
— Только тебе, — говорю в ответ.
Пока она переодевается, я жду у машины и морально готовлюсь выдержать еще одно испытание: покупку колец. Я кое-что посмотрел в интернете и у меня есть мысль, но понравится ли она Бон-Бон?
Когда она выходит, мы снова целуемся, обвиваем друг друга руками. Даже без языка и откровенных поглаживаний — все-таки на виду у всех, среди бела дня, да еще и почти в центре города — но эти поцелуи все равно самое чувственное и эротичное, что только случалось со мной в жизни. Мне почти больно отрываться от нее, но у нас еще целая куча дел, которые нужно успеть и, главное, я собираюсь воплотить в жизнь коварный план и заставить Ени остаться у меня на ночь. Ну как заставить: сделать так, чтобы эта идея «пришла ей в голову».
Она бережно укладывает букет на переднее сиденье, потом лезет в рюкзак и достает оттуда маленькое полотенце для лица. Щедро смачивает его водой из бутылочки и обворачивает кончики цветов. И целлофановый пакет поверх всего этого.
— Чтобы не завяли, — говорит в ответ на мой вопросительный взгляд. — Я люблю подарки от тебя и не хочу терять их слишком быстро.
На моем языке крутится фраза о том, что готов дарить ей по букету каждый день до конца нашей жизни, но я молчу. Лучше, как говорится, не словом, а делом.