Малый дом в Оллингтоне. Том 2
Шрифт:
– Я завтра же это сделаю, только боюсь…
– Нет, нет, нет! – вскричал граф. – Вы совсем не подходящий для этого человек. Какое вам дело до этого? Вы человек посторонний, положим, что друг семейства, но этого недостаточно.
– Я тоже думаю, что недостаточно, – печально сказал Джонни.
– Мне кажется, лучше всего оставить это дело, как оно есть. Какая будет польза, если его поколотить? И притом если мы христиане, то и должны поступать по-христиански.
– Какой он христианин?
– Правда-правда, будь
– Знаете ли, милорд, по моему мнению, большинство христиан во всем мире избили бы его хорошенько. Бывают поступки, за которые следует так избить, чтобы не осталось у человека на теле живого места.
– Чтобы впредь этого не делал?
– Да. Вы скажете, пожалуй, что и повесить человека – это не по-христиански.
– Убийцу я бы всегда повесил, но несправедливо было бы вешать людей за кражу овец.
– Гораздо лучше повесить такого мерзавца, как Кросби, – сказал Имс.
– С этим я совершенно согласен. А если кто хочет снискать милость этой молоденькой барышни, то вот хорошая возможность – избить ее обидчика.
Минуты две Джонни оставался безмолвным.
– Нет, я этому не верю, – уныло сказал Джонни. Казалось, огорченный от сознания того, что, поколотив бывшего поклонника Лили, не может рассчитывать на ее милость.
– Правда, я мало знаком с сердцами молоденьких девушек, – сказал лорд Де Гест, – но мне кажется, что это должно быть так. Я полагал, что ничто в мире не доставило бы такого удовольствия Лили Дейл, как известие, что мерзавца отколотили и что об этом сделалось известно всему свету.
Граф, заявив, что мало знаком с сердцами молоденьких девушек, сказал, без всякого сомнения, истину.
– Если бы я полагал так же, – сказал Имс, – то завтра же отыскал бы его.
– Это зачем? Разве для вас не все равно: будет он побит или нет?
Наступила пауза, в течение которой Джонни едва не расплакался.
– Не хотите ли вы сказать, что влюблены в мисс Лили Дейл?
– Не знаю, влюблен ли я в нее, – сказал Джонни, весь вспыхнув. Он решился рассказать своему другу всю истину. Портвейн Покинса как-то особенно располагал к откровенности. – Но знаю, милорд, что для нее я готов идти в огонь и воду. Я знал ее много лет прежде, чем он впервые ее увидел, и любил ее так, как ему никогда не любить. Когда я услышал, что она приняла его предложение, то готов был перерезать горло или себе, или ему.
– Вот оно что, – проговорил граф.
– Это смешно, я знаю, – сказал Джонни. – Моего предложения она, разумеется, не приняла бы.
– Я не вижу причины для отказа.
– За душой у меня нет ни шиллинга.
– Да девушки и не думают об этом.
– И притом я всего лишь клерк в управлении сбора податей! А это такая ничтожная должность.
– Да и тот всего лишь клерк, только в другом учреждении.
Граф,
– О да, – сказал Джонни, – только его учреждение – вещь совсем другого рода, и притом еще он такой франт, такой молодец.
– Ей-богу, ничего этого я в нем не замечаю, – возразил граф.
– Нисколько не удивительно, что она приняла его предложение. Я возненавидел его с первой минуты, как его увидел, но это еще не может служить поводом к тому, что она должна тоже ненавидеть его. У него такие элегантные манеры, а девушкам это и нравится. На нее я никогда не сердился, а его так бы вот и прибил.
Говоря это, Джонни сделал движение, как будто намеревался применить слово к делу, если бы перед ним стоял Кросби.
– А вы ей делали предложение? – спросил граф.
– Нет, да и мог ли я сделать это, когда у меня самого нет куска хлеба?
– И вы даже не сказали ей… что влюблены в нее или что-нибудь в этом роде?
– Теперь она это знает, – отвечал Джонни. – Перед отъездом сюда, полагая, что она непременно выйдет за него, я пришел проститься с ней и, право, не мог не высказать, что было на душе.
– Мне кажется, мой милый друг, что вы должны быть премного обязаны Кросби, если вы намерены…
– Знаю, милорд, что вы хотите сказать. Я ему ни на волос не обязан. Я убежден, что все это убьет ее. Что касается меня, то, если бы я знал, что она примет…
Снова наступила пауза, граф видел, что на глаза Джонни навернулись слезы.
– Кажется, я начинаю понимать, в чем дело, – сказал граф, – и могу дать вам хороший совет. На Рождество приезжайте-ка в Гествик провести со мной праздники.
– О, милорд!
– Пожалуйста, без милордства, а сделайте так, как я вам говорю. Да, кстати, леди Джулия дала мне поручение, чуть было не позабыл. Она лично хочет поблагодарить вас за подвиг в моем поле.
– Все это, милорд, чистейшие пустяки.
– Прекрасно, вы ей так и скажите. Честное слово, она ненавидит Кросби не меньше вашего и готова бы, по вашему выражению, прибить его до полусмерти, да не знает, как это сделать. Вы приедете на Святки в Гествик, а оттуда отправитесь в Оллингтон и откровенно расскажете там, что у вас на душе.
– Теперь я не в состоянии сказать ей ни слова.
– В таком случае объяснитесь со сквайром. Поезжайте и смело расскажите ему, что думаете. Пожалуйста, не говорите мне об этих франтах, об этих молодцах. Кто честно поступает во всем, тот и молодец. Только такого человека я и признаю за молодца. Поезжайте прямо к старому Дейлу и скажите ему, что приехали от меня, из гествикского дома. Скажите ему, что если он подложит под котел тростинку, чтобы вскипятить его, то я подбавлю хворостину. Он поймет, что это значит.