Мама знает лучше
Шрифт:
Но эта сука сейчас в Москве.
А здесь…я снова другая. Тянусь к нему, всего на мгновение, но я снова прогибаюсь и хочу быть ближе, а сердце в груди так отчаянно стучит и вовсе замирает, когда я слышу тихий шепот.
— Нет, малышка. Не ненавидишь. Любишь. Ты все еще меня любишь, — толчок, от которого я бессовестно стону и жмурюсь, а он добавляет, — Перекрасила мои любимые волосы, сучка. Но знаешь? Ты все еще самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.
Финиш.
***
Я помню,
Они сидели на кухне.
Да, я хорошо это помню, потому что почувствовала запах сладковатой бабушкиной настойки. Она ее очень редко доставала, ведь в нашем доме алкоголь был под запретом. Так меня растили. Можно сказать, в отвращении к высокому градусу. А в ту ночь все было иначе.
Я помню, как подкралась к кухне и услышала тихий плач тети Лены. Потом бабушка также тихо вздохнула и прошептала.
— Не реви! Не будь дурой! Будто ты не знаешь. Мужики — слабые. Они чертовски слабые, Лен. Да и головой своей не думают, а вот головкой — за милую душу! Если будешь оплакивать так горько, никакой души тебе не хватит.
— Я все равно не понимаю…он…когда-то он был таким хорошим, а теперь что? Пьет? Теперь еще и женщин водит…теть! Прям на нашей постели, ты представляешь?
— Эх, что ж делается…давно тебе уходить надо было, внучка. Совсем он у тебя обезумел. Плохо все кончится…
— Не могу, люблю его, дурака. А если и захочу, куда мне идти?
— У нас живи!
— Да вы не понимаете, что ли?
— Я? — бабуля горько усмехнулась, — Я и не понимаю? Ты очень сильно заблуждаешься, внучка. Все я понимаю. И не такое проходили, но знаешь что? Мужики любят характерных. И чем гаже характер, тем сильнее забыть и отпустить не могут! Это аксиома.
— Но как же? А скромность? А хозяйственность?
— Да…они-то говорят одно, а на деле вон как получается. Будешь тряпкой половой, так зачем тебя греть в постели? Тобой пол вытирать будут, Лен. До конца дней твоих, если позволишь! Ясно?! Так что, бери себя в руки и уходи! Авось и он одумается. От бутылки отлипнет, да делать что-то начнет! Сколько можно уже…
Я это на всю жизнь запомнила. Честно. Особенно про слабость мужскую. Этим я как раз и пользуюсь, за что мне вообще не стыдно.
Медленно встаю и оборачиваюсь. Пришлось лежать и притворяться
Где-то вдалеке пищит мусоросборник.
Утро.
Не надо, а я смотрю. Красивый ты, Быков. Как ангел, но душа твоя чернее ночи. Мне ли не знать. А самое главное не это. Какая любовь у нас была, если ты не знаешь, что я вообще не пью? Разве что очень и очень редко. Или, может быть, ты думал, что ради разговора с тобой я накачаюсь?
Хмыкаю и тянусь за своей одеждой, а сама с какой-то садисткой радостью вспоминаю, как почти полная бутылка хорошего вина пошла на удобрение кустам у дома.
Вот так.
Это было даже проще, чем я думала. Желаю ли? Не-а. У меня давно не было секса, а оказывается, что он становится острее, когда тобой движет ненависть и жгучее чувство мести.
Мной именно оно и движет.
Да и потом. Чего жалеть? Я же проститутка. Шлюха. Трахаюсь со всеми подряд, ты помнишь?
Снова бросаю на него взгляд, застегивая ширинку на узких джинсах, а потом криво усмехаюсь и шепчу.
— Это будет твой самый дорогой секс, любимый…самый.
После этого я разворачиваюсь и ухожу из гостиной по коридору. До его кабинета.
Я не собираюсь воровать у него деньги, хотя и уверена, что пароль от сейфа никто менять не стал. Зачем? Кто захочет ограбить Быковых? Это же почти явка с повинной и смертная казнь!
Они вообще такие. Быковы. Слишком самоуверенные, слишком халатные, слишком расхлябанные. И я это знаю. Когда ты чувствуешь тотальную безнаказанность, становишься кем? Правильно. Вот таким вот безалаберным человеком.
И ты такой.
Ага. Ты именно такой.
Пустить в свой дом того, кто тебя презирает, еще и заснуть при нем? Глупо, Алексей. Ай, как глупо…
Продолжая греть ухмылку на своем лице, как змею на груди, включаю его компьютер, а потом вставляю маленькую флешку и жду. Пока жду, осматриваю его стол. Там стоит отвратительная рамка с фотографией его невесты, и мне хочется проблеваться, а еще больше хочется наклонить ее вниз, чтобы не видеть этой довольной морды. Но нет. Нельзя. Я же знаю, что Дьявол кроется в деталях. Я не ты. Не допущу такой оплошности.
Снова смотрю в окно.
Светает уже.
Небо озаряют первые красные лучи солнца, и они очень похожи на кровь. А может быть, так оно и есть. Месть — это кровь. Она почти такая же густая, как кровь Сэма на моих руках, и такая же горькая, как мои слезы и слезы моей бабули.
Жалею ли я? Перебор ли это был? Можно было бы найти другой способ пробраться в его кабинет? Все может быть. Но мной движет месть, и именно так она начинается. С тихого писка компьютера и пустой флешки, которую я вынимаю и убираю в карман куртки.