Мамка-кормилица
Шрифт:
Швейцаръ осклабился и тяжело вздохнулъ.
— Ну, сто? — возвысилъ голосъ Колояровъ и поднялся въ волненіи со стула. — Сообрази. Вдь это для васъ капиталъ. А ждать всего только четыре мсяца. Я всего за четыре мсяца теперь прошу. Кром того, ты долженъ принять въ разсчетъ то, что она, откормивши ребенка, получитъ все то, что теперь сдлано ей по части нарядовъ. Блье, кровать, тюфякъ, подушки. А покинетъ ребенка не докормивши, мы ей ничего не отдадимъ, кром зажитаго ею жалованья по разсчету. Подумай…
Швейцаръ
— Конечно, разсчетъ большой… А съ другой стороны и ждать тяжко… Души этой самой въ ней, ваше превосходительство, и красоты до безконечности…
— Что? — спросилъ Колояровъ, не понявъ.
— Аховая уже очень изъ лица, — пояснилъ швейцаръ. — Опять-же и тлесность… А я человкъ вдовый… Впрочемъ, дозвольте, ваше превосходительство, съ ней пошептаться.
— Нтъ, нтъ! Пока она у насъ — вы разъединены! — воскликнулъ Колояровъ. — Ршай одинъ.
Швейцаръ сдлалъ паузу. Онъ соображалъ, переминался съ ноги на ногу и, наконецъ, произнесъ:
— Да вдь вамъ, ваше превосходительство, только-бы докормить ребенка?
— Конечно! Всего четыре мсяца… — радостно сказалъ Колояровъ, думая, что уже швейцаръ соглашается.
— Такъ вотъ, извольте видть, это можно такъ сдлать.
— Ну?!
— Вдь перевнчавшись-то она со мной жить будетъ внизу, у меня въ каморк. Я про Еликаниду. Такъ когда требуется ребеночка покормить, она къ вамъ наверхъ прибгать будетъ, — предложилъ швейцаръ, — А при ребеночк нянька взамсто ея.
Колояровъ побагровлъ.
— Да ты никакъ съ ума сошелъ! Съ ума сошелъ или дурака строишь! — закричалъ онъ. — Какое-же это будетъ молоко у ней, если она съ тобой жить будетъ? Уморить ты ребенка хочешь? Уморить? Пошелъ вонъ! Я съ тобой, какъ съ хорошимъ честнымъ человкомъ разговариваю, а ты эдакія слова… вонъ!
Швейцаръ опшилъ.
— Виноватъ, ваше превосходительство… Что-же я сказалъ?.. Я отъ чистаго сердца… — проговорилъ онъ.
— Дуракъ… совсмъ дуракъ… Неотесъ… А еще въ гвардіи служилъ, — продолжалъ Колояровъ. — Уходи, уходи… Я вижу, съ тобой нельзя разговаривать, какъ съ порядочнымъ человкомъ.
— Виноватъ, ваше превосходительство, простите… Но я не зналъ… — бормоталъ швейцаръ.
Швейцаръ обернулся по военному и вышелъ изъ кабинета.
XIII
Колояровъ перешелъ изъ кабинета къ жен въ спальню. Тамъ уже сидли дв бабушки и наперерывъ передавали ей все, что слышали он, подслушивая у двери кабинета. Жена была въ ужас.
— Никакія увщанія не подйствовали, — сообщилъ онъ жен о швейцар. — Я сулилъ ему сто рублей — онъ остался непреклоненъ. И представь себ, что онъ мн предложилъ!
— Я все слышала около двери, все ужъ передала твоей
— И я слышала. Я чуть въ обморокъ не упала при его словахъ, — заявила мать Колояровой. — Онъ будетъ отпускать Еликаниду кормить ребенка, когда ужъ она будетъ жить у него въ швейцарской! Вы не можете его привлечь за эти слова къ суду по какой-нибудь стать? — спросила она зятя. — Вы юристъ.
— Да, но къ сожалнію такой статьи нтъ.
— Что-же намъ длать теперь, Базиль? — воскликнула почти въ отчаяніи Екатерина Васильевна.
— Послать за докторомъ Федоромъ Богданычемъ и просить подыскать намъ новую мамку, мамку съ молокомъ, соотвтственнымъ возрасту Мурочки. А Еликаниду выгнать вонъ, выгнать съ позоромъ.
— Непремнно съ позоромъ! — подхватила бабушка Александра Ивановна. — Надо сдлать такъ, чтобы она чувствовала. Прогнать въ примръ прочимъ.
— Но, Бога ради, говорите тише! — перебила ихъ Екатерина Васильевна. — Нельзя раздражать Еликаниду. Иначе она, узнавъ объ этомъ, Богъ знаетъ, что можетъ сдлать ребенку. И наконецъ, мн кажется, надо теперь попробовать еще разъ уговорить Еликаниду остаться.
— Да вдь ужъ пробовали. Она-то тутъ главнымъ образомъ и егозитъ, — сказалъ Колояровъ.
— Ты ей еще не предлагалъ, Базиль, сто рублей. Предложи ей больше.
— Безполезно. А впрочемъ, чтобы тебя утшить — изволь.
Вся компанія тотчасъ-же отправилась въ дтскую.
Еликанида сидла у себя на постели и кормила ребенка грудью. Она виновато потупилась при вход въ дтскую четырехъ лицъ. Она ужъ ждала нагоняя. Супруги Колояровы и бабушки важно разслись на стульяхъ. Екатерина Васильевна дернула мужа за рукавъ и шепнула ему:
— Ты помягче. Ты не раздражай ее. Она грудью кормитъ.
Колояровъ началъ:
— Мы пришли сюда съ послднимъ увщаніемъ къ теб, Еликанида. Прямо съ родительскимъ увщаніемъ… Ты молода, не опытна и, прости меня, глупа…
— Я дура, баринъ, совсмъ дура, я это знаю, но что подлаешь, коли ужъ такая судьба пришла, — проговорила Еликанида, не поднимая глазъ.
— А дура, такъ должна слушаться старшихъ и умныхъ людей. Здсь есть лица, которыя могутъ годиться теб въ матери — вотъ, напримръ, моя мать и мать жены моей…
— На этомъ очень мы вами, баринъ, благодарны, даже очень благодарны, но ужъ свадьба…
Колояровъ переглянулся съ женой и подмигнулъ ей: дескать — видишь? и продолжалъ:
— Ты когда хочешь уходить отъ насъ?
— Ахъ, баринъ, чмъ скоре, тмъ лучше. Вдь внчаться надо. Мясодъ нониче короткій.
— Но, однако, черезъ сколько дней?
— Да денька черезъ три ужъ извольте. Я за это, баринъ, вамъ въ ножки поклонюсь. Очень ужъ нудно мн жить у васъ, коли такое я дло задумала. Сама-то я здсь, у васъ, а сердце-то мое тамъ, внизу у Киндея Захарыча.