Мамлюк
Шрифт:
И случилось то, что нередко случается с историками: недостаточная выявленность документальных данных оказалась принятой за их отсутствие, а это мнимое отсутствие, в свою очередь, незаметно для исследователей, переросло в молчаливый вывод об отсутствии и самого исторического факта [25] .
Между тем, если бы из всех источников, приводимых у новейших авторов или хотя бы в той же «Энциклопедии Ислама» [26] , до нас дошла одна только книжечка воспоминаний Луизиньяна [27] , ее бы было вполне достаточно, чтобы показать абсолютную неоправданность такого игнорирования одной из самых интересных сторон большого и своеобразного исторического явления.
25
Весьма убедительным подтверждением сказанного могут служить следующие, например, почтенные и заслуженно ценимые груды: G. Weil. Geschichte des Abbasidenchaliiats in Egypten, du, 2. (=Bd. 5. ero Geschichte der Chalifen), Stuttgart, 1862. — S. Lane-Poole. History of Egypt in the Middle Ages, London, 1901 (4-th cd., 1925). — E. Combe. L’Egypte Ottomane, 1517–1798 (Pr'ecis de l’histoire d’Egypte, III, I-re partie, pp. 1–128), Le Caire, 1933.— H. Deh'erain. L’Egypte Turque (Histoire de ls Nation Egyptienne, sous la dir. de G. Hanotaux, V), Paris, 1934.
26
Encyclopaedia of Islam, I-st ed., I (1908), pp. 291–293.
27
S. Luisigan (sic — Г. Б.-М.) A History of the Revolt of Aly Bey, London, 1783. He найдя в книгохранилищах Москвы и Ленинграда английского оригинала, автор вынужден был пользоваться немецким переводом 1784 года: Saviour Lusignan. Geschichte der Emp"orung des Ali Bey u. s. w., Leipzig.
Воспоминания Луизиньяна вышли в свет в 1783 г. в Лондоне, на английском языке. Их автор, типичный представитель более просвещенной части левантинского купечества, подолгу живавший в Европе, на протяжении ряда лет (1746–1749, 1771–1773) близко соприкасался с Али-беем.
В написанной им книге не много страниц, еще меньше литературных достоинств, но много полезных историку сведений, ценных деталей, интересных фактов [28] . К примеру, следующие две «описи»:
28
О забавно «уничтожающей» оценке Вольнея (в пространной сноске на странице 104–107 его Voyage en Syrie, I, Paris. 1787) едва ли стоит говорить всерьез.
«Главнейшими из этих выдвинувшихся невольников Али-бея были: Мохаммед-бей, за свою всем известную алчность прозванный Абу-Захап [29] (отец золота), Али-бей Тантави [30] — грузин, Исмаил-бей — грузин, Халиль-бей — грузин, Абдурахман-бей — грузин, Морат-бей [31] — черкес, Росван-бей (племянник Али-бея) — из Абхазии, Хасан-бей и Мустафа-бей — оба грузины, Ибрагим-бей — черкес, Ахмет-бей — из Абхазии, Латиф-бей и Осман-бей — оба черкесы, Акип-бей, Юсуф-бей, Зульфикар-бей — все грузины; кроме того, янычар-ага Селим и янычар-кьайа Сулейман — оба родом из одной страны» [32] (т. е. Грузии, как это двадцатью тремя страницами дальше [33] уточняет сам Луизиньян).
29
Принятая русская транскрипция — Мухаммед-бей Абу аз-Захаб. Что же касается луизиньяновского «истолкования» прозвища «Абу-Захаб», то оно представляет собой одну из очень немногих (если не считать хронологических погрешностей) неправд и ошибок почтенного левантинца. Ибо, кто другой, а уж он-то должен был знать, что прозвище «Отец золота» утвердилось за Мухаммед-беем со дня возведения его в бейское достоинство, когда он, направляясь к паше за получением инвеституры, по пути бросал в толпу пригоршни золотых монет.
30
Эта нисба (прозвище по месту) отнюдь, понятно, не означает, что данный санджак-бей, судя по всему — самый выдающийся из военачальников Али-бея, был родом из Танты (город в дельте Нила).
31
Транскрипция Луизиньяна; обычная европейская транскрипция — Мурад.
32
Lusignan, op. cit, рр. 73–74.
33
Lusignan, op. cit., p. 96.
Этот перечень, относящийся к концу 1760-х годов, Луизиньян дополняет другим [34] , который точно датируется апрелем 1772 года:
«Беи, сохранившие в несчастье верность Али-бею, были следующие: Али-бей Тантави [35] . Росван-бей (племянник Али-бея). Морат-бей [36] . Абдурахман-бей. Латиф-бей. Мустафа-бей. Ибрагим-бей (тот, что черкес) [37] . Зульфикар-бей. Ахип-бей (sic). Осман-бей. Янычар-ага Селим и янычар кьайа Сулейман.
34
Lusignan, op. cit., pp. 107–108.
35
Здесь и дальше до конца цитаты — пунктуация Луизидьяна.
36
Транскрипция Луизиньяна. Наименования должностей во второй половине перечня — также в транскрипции Луизиньяна.
37
Этого Ибрагима, смертельно раненного в 1772 г. при осаде Яффы войсками Али-бея, не следует смешивать с другим — тем, о котором идет речь в эпиграфе (стр. 109) и на стр. 117.
Чины двора Али-бея были следующие:
Юсуф, хазнадар-ага (или казнохранитель), грузин. Русван (sic), чухадар-ага (или хранитель одеяний), грузин. Отман (sic), селиктар-ага (или сабленосец), абхаз, и племянник Абу-Захапа. Осман-ага, сарикчи-баши (или тюрбаноносец), грузин. Юсуф, чубукчи-баши (или кальяно- и табаконосец), грузин. Хусейн-ага, имбрикчи-баши (или хранитель сосудов для воды, тазов для омовения и полотенец), черкес. Абдурахман-ага, салахер (или шталмейстер), синопец [38] ».
38
Ср. Lusignan, ор. cit., р. 116: «…Abdourahman Aga, aus Trapezunt geb"urtig…»
Не надо быть большим специалистом, чтобы понять всю ценность для историка этих двух отрывков, так разительно и так детально конкретизирующих и подтверждающих приведенные выше в виде эпиграфа слова грузинского царевича [39] . В свое время эти слова выражали нечто, само собой разумеющееся. Так, во всяком случае, обстояло дело во второй половине XVIII столетия, и более чем очевидно, например, что встречающиеся в помеченных 1798-м годом приказах и обращениях Наполеона упоминания о мамлюках-грузинах отнюдь не были рассчитаны на то, чтобы их воспринимали, как некие научные откровения [40] .
39
Существует немало других свидетельств этого рода. Здесь, однако, придется ограничиться следующими двумя краткими выдержками: а) из «Путешествий» Джемса Брюса: «В доме Али-бея, где все были грузинскими или греческими невольниками…» [ «In the house of Ali Bey, where ail were Georgian or Greek slaves…» — James Bruce of Kinnaird. Travels to Discover the Source of the Nile, in the Years 1768, 1769, 1770, 1771, 1772 and 1773, 2nd ed., cor. and enl., Edinburgh, 1804, 6 vols., I. p. 109;
40
Наполеон лично знал Вольнея, с которым он не раз встречался и беседовал (в частности, на Корсике, в 1792 г.) и «Путешествие» которого было его неразлучным спутником как во время Египетской экспедиции, так и особенно в период подготовки к ней. Следующее место на 68-й странице этой книги (по первоизданию 1787 г.) само говорит за себя: «Tel est le cas de l’Egypte: enlev'ee d'epuis 23 si`ecles `a ses propri'etaires naturels, elle a vu s’'etablir, successivement dans son sein des Perses, des Mac'edoniens, des Romains, des Grecs, des Arabes, des G'eorgiens et enfin cette race de Tartares connus sous le nom de Turks ottomans». К Вольнею и Наполеону, а также к литературе, начавшей вырастать вокруг экспедиции 1798–1801 гг. сразу же после ее окончания, восходят, несомненно, и известные высказывания о мамлюках Маркса и Энгельса.
Стоило, однако, западноевропейской исторической науке всерьез обратиться к местным арабским источникам, и, под пером первого же так поступившего ее представителя, Ж. Д. Деляпорта [41] , картина изменилась: термины грузин, грузинский оказались почти полностью изъятыми из употребления. Их место заняли термины — черкес, черкесский.
Общей участи не избегли и гораздо лучше других знакомые европейцам беи конца XVIII и начала XIX столетия, в том числе и последний из могикан мамлюкской системы в Египте — марткопский кахетинец Ибрагим-бей Шинджикашвили. Сравнительно еще не так давно краткие биографии возглавлявших борьбу с французами мамлюкских «дуумвиров», Ибрагима и Мурада, считались обязательными для большинства европейских энциклопедий. Для французских они обязательны и сейчас и так же, как прежде, содержат обязательное упоминание о черкесском происхождении как одного бея, так и другого. Но первый на поверку оказался кахетинцем. И возникает вполне обоснованное сомнение: а не был ли грузином и второй? [42] Или если не грузином, то, возможно, таким же черкесом, что и султан Черкесской «династии» Кансух эз-Захир (1498–1500), про которого тот же Деляпорт рассказывает с такой подкупающей невозмутимостью, что он «не знал никакого другого языка, кроме грузинского» [43] .
41
Abr'eg'e chronologique de l’histoire des mamelouks d’Egypte, par M. Delaporte, Paris, 1816.
42
К версии об его армянском происхождении, идущей от армянских Лусиньянов (в отличие от греко-православных Луизиньянов), следует подходить с большой осторожностью.
43
Delaporte, op. cit., р. 39.
Предоставим молодому поколению наших востоковедов вплотную заняться сложной и интересной проблемой уточнения национальной принадлежности бурджитских султанов (1382–1517) [44] , сами же сосредоточим внимание на содержащейся в приведенном только что отрывке смысловой несуразице. Наиболее естественное, если не единственное, объяснение, которое можно ей дать, состоит в том, что как местными консультантами [45] Деляпорта, так и его источниками слово «черкес» применялось в том же, примерно, собирательном смысле, в каком русские, да и не только русские, начиная со второй четверти XIX века, пользовались и пользуются словом «кавказец». Точно так «черкесом» для египтянина мамлюкских времен был представитель любой из народностей, обитавших тогда в восточном Причерноморье.
44
А попутно и одного бахритского, а именно — Бейбарса II (1309–1310). Было бы очень интересно также попытаться внести полную ясность в вопрос о национальной принадлежности первого султана (май — июль 1250 г.) «династии» Бахри — вдовы эз-Салих Эйюба, неповторимой Асмат-эд-дин Шеджер-эд-дурр.
45
Delaporte, ор. cit., р. 46.
Очень показательно в этой связи, что и для Луизиньяна области, откуда испокон века доставлялись в Египет будущие мамлюки, представляли собой некое этно-территориальное целое. Уже в самом начале, едва введя читателя в тот своеобразный мир, о котором он собирается ему рассказать, обстоятельный левантинец заявляет со всей ясностью:
«Эти невольники все родом из Иверии, которую обычно называют Грузией, Черкессией, или Абхазией и Мингрелией…» [46]
Правильно ли будет, в свете всего сказанного, в луизиньяновских «черкесах» продолжать видеть черкесов-адыге, то есть черкесов в обычном понимании этого слова? Едва ли. Ибо трудно предположить, чтобы в этом сравнительно немногочисленном верхушечном слое, явно построенном по принципу племенной замкнутости [47] , было так много представителей инородной племенной группы.
46
Детальный анализ, в данной связи, луизиньяновского текста опущен, как выходящий за рамки настоящего краткого очерка.
47
Принцип этот соблюдался и иракскими мамлюками, но, возможно, не так строго. Хотелось бы надеяться, что новейшие работы по истории иракских мамлюков, особенно специально им посвященный VI том «Истории Ирака» аль-Аззави (Багдад, 1954 г., на арабском языке), дадут возможность нашим арабистам добавить что-либо существенное к тому, что автор мог сказать об этом пятнадцать лет тому назад (Сообщения Академии наук Грузинской ССР, V, № 7, 1944 г., стр. 733–742).
Сказанное, само собою разумеется, не следует понимать расширительно и переносить с верхнего яруса мамлюкской военно-феодальной системы на всю массу воинов-мамлюков или, тем более, на все те многочисленные контингенты переднеазиатских, африканских и балканских наемников, из которых в XVIII столетии слагалась пехота египетских мамлюков, а также их легкая кавалерия. Да и в составе чисто мамлюкской части египетских вооруженных сил было не мало негрузин, в частности армян. Армянами были и многие из лихих кавалеристов овеянного славой Аустерлица мамлюкского эскадрона наполеоновской гвардии, в том числе и герой аустерлицкой атаки — лейтенант Шаин. В составе мамлюкской ударной конницы можно было встретить и представителей балканских и восточнославянских народов, и даже уроженцев Западной Европы.