Манхэттен-Бич
Шрифт:
– В другой раз присмотрюсь получше, – угрюмо буркнул Лонерган. – Пиво за мной.
– Хрен тебе – за тобой! – рявкнул Данеллен. От этого неожиданного приступа ярости встрепенулись два олуха с расплющенными носами, они всюду следовали за боссом. Данеллен держал их на расстоянии: ему нравилось разыгрывать из себя добродушного дядюшку, а эти громилы портили всю картину. – За порогом бара ты Эдди Керригана знать не знаешь, усек? Хорошенькое дело, черт побери: вот он дружески беседует с птицами высокого полета, а через минуту точит лясы с недоумком вроде тебя? Тебя, мать твою, не касается,
– Простите, босс, – пробурчал Лонерган; щеки у него побагровели.
Эдди почувствовал, что Лонерган прямо-таки сочится завистью, и едва удержался от смеха. Подумать только, Лонерган ему завидует! Конечно, Эдди хорошо одевается (спасибо Агнес) и пользуется расположением Данеллена, но он – ничтожество высшей пробы. Кличка “Кошелек” точно передает суть: он – простофиля, который возит пакеты (с деньгами, разумеется, но об этом ему знать не положено) от одних людей к другим, между которыми заведомо нет ничего общего. Идеальный “кошелек” не связан ни с теми, ни с этими, одевается неброско, держится скромно, а главное – умеет проворачивать закулисные операции без малейшего намека на их незаконный характер. Эдди Керриган – именно такой человек. Он прекрасно держится всюду: на скачках, в танцклубе, в театре, на собраниях Общества Святого Имени. У него располагающая внешность, самый обычный выговор и огромный опыт общения с представителями разных слоев страны. Он умеет в последний момент притворно спохватиться и вручить собеседнику заветный пакет, бормоча:
– Надо же, чуть не забыл, это вам от нашего общего друга. Словом, спасибо.
За труды Данеллен платит ему ровно столько, чтобы Керриган не умер с голоду: когда дела идут хорошо – двадцать долларов в неделю; если Агнес тоже получает немножко за сдельную работу, им только-только хватает продержаться и не закладывать последнее, что они еще не отнесли к ростовщику: карманные часы Эдди – с ними он ни за что не расстанется до гробовой доски, – радиоприемник и часы, свадебный подарок от Брианн. Крюк портового грузчика теперь стал казаться очень заманчивым вариантом.
– На карантин что-нибудь ждешь? – спросил Эдди. Он намекал на суда, что станут на причал у трех пирсов, которыми ведает Данеллен.
– Может, на денек-другой, из Гаваны.
– Причалят к одному из твоих пирсов?
– Наших, – поправил Данеллен. – Наших, Эдди. Тебе что, ссуда нужна?
– У него не возьму.
Эдди имел в виду Ната, ростовщика, в ту минуту увлеченно игравшего в дартс; Нат ссужал деньги под двадцать пять процентов в неделю.
– Эх, ты, Эдди, – с укоризной сказал Данеллен. – Я тебе за эту неделю заплачу.
Эдди намеревался уйти после первой же порции спиртного. Но дерзкая выходка Лонергана спутала карты, и он решил, что благоразумнее будет пересидеть наглеца. Значит, придется пить наравне с Данелленом, а тот ведь втрое толще Эдди, и вдобавок у него вместо одной ноги деревяшка. Эдди не сводил глаз с двери в надежде, что с минуты на минуту явится Мэгги, жена Данеллена, та еще ведьма; она наверняка с ходу разорется и выкурит мужа из бара, будто Данеллен – рядовой грузчик, пропивающий получку, а не здешний профсоюзный босс, который того и гляди станет членом городского управления. Но Мэгги не появилась, и спустя время Эдди, к собственному
– Не нравится он тебе, – после его ухода проронил Данеллен. Он сказал бы ровно то же самое, если бы первым ушел Эдди.
– Да нет, парень как парень.
– Считаешь, он малый честный?
– Вроде как не мухлюет.
– Ты же эти штуки-дрюки носом чуешь, – сказал Данеллен. – Тебе бы в копы податься – самое оно.
Эдди пожал плечами, разминая в пальцах сигарету.
– Ты даже думаешь, как они.
– Все равно пришлось бы ловчить. А тогда – что это за коп?
Оборотив к нему грубое, изрытое морщинами лицо, Данеллен проницательно глянул на Эдди:
– Кто приметит уменье ловчить? Тот, кто сам ловчила, – так или не так?
– Пожалуй.
– Копов нельзя увольнять, даже в депрессию.
– Тоже верно.
Тут Данеллен, казалось, отключился. Из-за таких приступов рассеянности некоторые не принимали его всерьез или даже полностью игнорировали – и сильно ошибались. Данеллен напоминал Эдди одну ядовитую рыбу, он узнал про нее от моряков: чтобы одурачить жертву, она ловко прикидывается камнем. Эдди уже решил встать и уйти, но тут Данеллен повернулся, умоляюще глянул на него влажными от слез глазами, и Эдди остался сидеть, как приклеенный.
– Танкредо, – простонал Данеллен, – макаронник поганый, ублюдок этакий, помешался на боксе.
У Данеллена пунктик насчет итальянцев; разговор на эту тему займет минимум полчаса.
– Как твои ребятки? – спросил Эдди, чтобы сменить тему.
Едва речь зашла о боксерах, лицо Данеллена разом обмякло, точно кусок охлажденного мяса на огне.
– Отлично, – пробурчал он и махнул бармену, чтобы им принесли еще по порции спиртного. Эдди встрепенулся, но было поздно. – Просто отлично. Ловкие, толковые, слушают, что им говорят. Ты бы только посмотрел, Эд, как они двигаются.
Данеллен был бездетен – редкий случай в той среде: обычно у мужчины росло от четырех до десяти отпрысков. Все считали, что виной тому сварливость его жены Мэгги, но была ее сварливость причиной или результатом их бездетности – тут мнения разделились. Но все сходились в одном: если бы Данеллен нянчился с детьми так же, как со своими боксерами легкого веса (их всегда было только двое), он стал бы всеобщим посмешищем. Когда они бились на ринге, он ежился от страха и дрожал всем телом, как старая дева, чья комнатная собачонка нос к носу столкнулась с доберманом. Зеленый козырек кепки, в которой он неизменно ходил на бокс, не мог скрыть слез, ручьем лившихся из его маленьких жестоких глаз.
– Танкредо уже до них добрался, – дрожащим голосом бормотал он. – Мальчики мои… Он все обтяпает, ни одного шанса им не оставит.
Эдди уже изрядно выпил, но сразу понял, из-за чего так сокрушается Данни. Танкредо, чем бы он, черт его побери, ни занимался, требует долю от сборов: тогда он не станет мешать парнишкам Данеллена выступать и даже, быть может, выигрывать бои на кое-каких рингах, которые контролирует Синдикат. Точно такие же договоры Данеллен навязывал разнообразным предприятиям и торговцам, работавшим близ его пирсов. А если не заплатишь, тебя в лучшем случае ждет безработица.