Мания

Потемкин Александр

«На текущей неделе в нашем замечательном мегаполисе больше всех заработал господин Качуевский — производитель мороженого, владелец хладокомбинатов, кстати, интересуется антиквариатом; его доход составил сорок три миллиона долларов. На втором месте — господин Химушин, землевладелец, проявляет интерес к уникальным, от семи карат драгоценным камням; заработал тридцать восемь миллионов долларов. На третьем месте — господин Плющиха, строитель; его хобби — современная живопись. Он прибавил к своему капиталу тридцать пять миллионов. На четвертом месте — господин Судейкин, бюрократ, начальник ведущего разрешительного департамента, проявляет повышенный интерес к ампиру; получил тридцать миллионов долларов взяток. На пятом месте — господин Голутвин, банкир, имеет любовницу, которая интересуется гобеленами шестнадцатого века; разбогател на фондовой бирже на двадцать шесть с половиной миллионов долларов…»

Именно с помощью таких ухищрений столичный антиквар задерживал эякуляцию. Своим же дамам Наум Абрамович объяснял присутствие на любовных встречах господ Кашёнкина и Кушелева-Безбородько большой загруженностью, напряженным графиком, неотложными делами, заставляющими его совмещать деловое с плотским. Женщины верили ему и горевали, что современная жизнь требует от любовника таких великих жертв.

Наталья Никитична сбросила халат и прыгнула в постель. Петр Петрович спросил господина Заваду: «Ваши люди останутся с нами?» —

«Мне без них сложно. Я спонсирую известного прозаика Кашёнкина и должен прослушать его новый роман. Ведь другого времени совершенно нет. Вы не против?» — «Мне все равно! — Маниколопов устроился на кровати и шепнул молодой женщине: — Хотелось бы орально, вы не против?» — «Прекрасно! Замечательно!.. А вам что нравится?» — обратилась она к Науму Абрамовичу. «А что свободно?» — «Петр Петрович пригласил меня на оральный танец. Все остальное пока не занято!» — «А как мне пристроиться к вашей паре? Только чтобы никого не обидеть. После артиллерийских залпов наступила такая приятная тишина, что боюсь ее нарушить». — «Ложитесь так, чтобы смотреть мне в затылок. Всегда сможете раскаленные слова нежности на ушко шепнуть, спину расцеловать». — «А, ну да!» — «Господин Маниколопов, что это с вашим егесticus? От него земляникой тянет!» — «Гигиена, парфюмерия, натуральные ароматизаторы, приятный вкус почувствуете. Новые веяния, все для женщины! Москва стала столицей мировой моды». — «Вы прямо меня закормить собрались! По мне так лучше голой натуры ничего нет. Естественные запахи возбуждают по-настоящему. А что ваша искусственная ягода, даже если ее доза удвоена?» — «Нет, первый раз давайте так, меня соблазняет любопытство к новинкам культуры. Сегодня в столице без крема фирмы “Майерс” не обходится ни один любовник. Вот и я решил испробовать», — Петр Петрович старался быть аргументированным и обходительным. «О’кей!» — вздохнула госпожа Мегалова, будто прощаясь с иллюзиями. Однако насмешливость в ее взгляде тут же погасла: молодая дама ушла в свою стихию вдохновенно, быстро, как игроки фондового рынка включаются в торги. Ей хотелось принадлежать этому крупному, мускулистому мужчине. Его егесticus, хоть и был вымазан каким-то земляничным заморским кремом, интриговал ее до безумия, взывал к откровенному признанию своего волшебства. С чарующей нежностью, смешанной с яростным упорством, она прильнула к нему, ничуть не забывая при этом второго кавалера. Ухватив его левой рукой, Наталья Никитична притянула антиквара к себе за спину. Больше уже ничего не существовало для нее. Мания чувств завладела ею без остатка. Началось отчаянное соперничество между двумя ощущениями — оральным и генитальным. Ей хотелось везде поспеть, раздвоиться, одаривая лаской одного и другого, вызывая у каждого из них самозабвение, а пожалуй, и зависть. Для еще большего триумфа половой близости она стала мечтать о третьем, четвертом, пятом любовниках. Ведь еще был свободен анус, две руки были способны мастурбировать, чтобы обливаться спермой, — самое желанное для нее удовольствие. Воспитав себя для эроса, как некоторые готовят себя к сцене или к партийной карьере и депутатству, Наталья Никитична погружалась в восхитительный мир своих грез.

В этот момент в апартаменты вошел посыльный Яков Ваханя. Очевидно, выполняя полученные ранее от антиквара инструкции, он внес большую фотографию в рамке под стеклом и поставил ее перед Завадой. Измученные лица арестантов ГУЛАГа сквозь тюремную решетку уныло глядели на происходящее. Тут лицо Якова Михайловича приняло страдальческое выражение, — было, однако, совершенно непонятно, заключалось ли в этом пожелание господина Завады или посыльный сам по себе всем своим видом давал понять окружению, что сознание для него является величайшим несчастьем. Не обращая внимания на Ваханю, Кушелев-Безбородько стал играть Паганини, прозаик Юрий Васильевич — выразительно читать главы из нового романа; новокаин, содержащийся в креме фирмы “Майерс”, начал действовать. Эякуляция задерживалась: искусственная пролонгация активности превосходила все ожидания. Все больше покоряя молодую женщину силой мужских убеждений и доводов, фавориты получили дополнительную возможность показать свое мастерство. Они стонали, ерзали, метались в любовной страсти по всей широченной кровати. Тут каждый мог блеснуть своим высоким стилем, незаурядными способностями, натренированными движениями извивающегося в судорогах тела, неистовой силой благоухающего эроса. Ведь секс в нашем замечательном мегаполисе давно перестал быть праздником чувств. Он стал тусовочным мероприятием. Мир меняется достаточно быстро, основательнее, чем кажется на первый взгляд. Но не таится ли в этих переменах некий страшный смысл? Не являются ли они причиной начавшейся деградации нашей некогда помпезной имперской нации? Затмения чести и совести, накопленных предыдущими поколениями? Нынешний бюрократ-выжига, постовой милиционер, политик так же похожи на русских прошлого, как зритель — на рекордсмена, как директор Дома музыки — на композитора, как министр федерального правительства — на национальную культуру.

Наталья Никитична почувствовала, что ей не хватает воздуха. Еще толком не понимая, что происходит, молодая женщина вначале даже порадовалась, как ей показалось, избытку эроса. Однако уже в следующую минуту она ощутила, что ее губы, щеки, язык стали неметь; она начала терять обоняние, осязание, вкус, затуманилось даже зрение. Но самое главное — она перестала ощущать излучаемую Петром Петровичем энергию страсти. Во рту становилось все холоднее, противнее, наконец, она совсем перестала чувствовать его: рот стал вне ее существа, он словно переселился по неизвестному адресу. Женщина слегка, нежной рукой, отстранила от себя мощный таз Маниколопова, чтобы спросить его, что это с ней происходит. Но, к своему удивлению, сказать ничего не смогла: язык с трудом вывалился изо рта, а возвратиться на свое прежнее место уже никак не мог. Он увеличился в размере как минимум в два раза. Петр Петрович взглянул на свою даму и ахнул: где те изящные губки, подтянутые щечки, смеющиеся глаза, где та замечательная улыбка и прекрасное личико? На него смотрела опухшая, неузнаваемая физиономия с высунувшимся изо рта огромным, покрытым молочным налетом языком.

Почувствовав что-то неладное, Наум Абрамович остановил свои мускульные старания, затушил мужское эротическое пламя. В испуге, казалось, даже как-то болезненно, обмяк. Тут же умолкла скрипка, исчез голос беллетриста. В апартаментах воцарилась абсолютная тишина. Вся присутствующая публика стала наблюдать за превращением госпожи Мегаловой из красивой молодой женщины, пышущей здоровьем, в больную, немощную даму. Еле дыша и, кажется, теряя рассудок, она легла на живот, лицом вниз. Ее язык тяжело свисал, как облитый вином галстук. Слава богу, что в огромной гостинице «Украина» был дежурный врач. Петр Петрович упросил ее срочно подняться в номер 723. Едва успела она войти, как торговец морской водой на всякий случай (совершенно неизвестно, чем все это может закончиться, — а вдруг летальным исходом?) сунул ей заранее приготовленную тысячу долларов — для правильного, исходя из собственных его интересов, написания диагноза. Врач опешила: «Зачем такие огромные деньги? У вас что, убийство?» Господину Маниколопову пришлось рассказать все как есть. Осмотрев тюбик малоизвестного

ей немецкого крема, медик спросила: «Каким слоем вы умастили свой инструмент?» — «Жирным, как сироты мажут хлеб дармовым маслом». — «Вы что, не читали, что написано в инструкции?» — «Нет, а что, девица помрет?» — «От новокаина еще никто не умирал. Через несколько часов ей станет лучше. Вам когда-нибудь рвали зубы, ставили пломбы?» — «Конечно!» — «Перед этими процедурами стоматолог делает вам новокаиновый укол. Щеки вздуваются, мертвеют, боль не чувствуется…» — «А почему немцы рекламируют эту мазь как самую лучшую?» — «Тут написано, что надо взять один грамм крема на фалангу пальца и растереть его по всей головке вашего инструмента. А вы от полноты души пятьдесят граммов использовали, угостили даму десятикратной дозой. Вот и получили печальный эффект! Женщину не беспокойте. Пусть несколько часов спокойно полежит. Пока! Или вам неймется?» — «Все хорошо, доктор? Ей ничего не угрожает? Ее гениталии не повреждены?» — исполненный ощущения опасности, осторожно вставил господин Завада. На всякий случай ему хотелось получить хоть зыбкое, но алиби. «Я осмотрела лишь ее лицо. Думаю, что все другое пока в порядке!»

Перед тем как выйти, она обернулась к Петру Петровичу: «Я бы взяла в спичечный коробок ложечку мази. Как, вы не против?» — «Берите сколько хотите. Из Берлина мне всегда подвезут!»

Чтобы не смотреть на мучения хрипло дышавшей женщины, кавалеры отвели глаза в сторону и начали собираться. Каждый из них положил на ее платье по пачке долларов: господин Маниколопов большую, Наум Абрамович — значительно тоньше, после чего оба медленно и тихо направились к выходу.

«У меня для вас имеется редчайшая вещица: ларец для хранения драгоценностей с инкрустацией из слоновой кости, серебра и смальты времен Аменосафа Третьего. Экспонат из пятнадцатого века до нашей эры, это даже не антиквариат, а архиантикварный мебельный аксессуар! Он украсит лучшие дома мира! Его цена у нас варьируется в семизначных долларовых цифрах. Но на Западе он потянет значительно дороже, — начал выстраивать коммерческое предложение господин Завада, размышляя про себя: — Если он возьмет ларец, то можно наполнить его изделиями из бриллиантов, сапфиров и изумрудов! — Вслух же продолжал: — Есть и другие уникальные вещи. Например, круглый мраморный стол на трех львиных позолоченных лапах помпейского стиля, это первый век до нашей эры. Или вас заинтересует французская мебель времен Людовика ХV? Например, кресла золоченого дерева на изогнутых ножках с резьбой, обтянутые гобеленом того времени? Это же восемнадцатый век! Ведь прекрасно? Или консоль золоченая, резная, эпохи Регентства? Всего триста пятьдесят тысяч долларов! Дрессуар из каштанового дерева времен Генриха Второго? Заметьте, антиквариат последние пятнадцать лет имеет положительную динамику роста цен. Ежегодный прирост составляет двадцать процентов! Наши банки предлагают вам восемь процентов, а антиквариат — двадцать!» — «Интересно! — обернулся к нему Петр Петрович. — Где все это можно посмотреть?» — «Едемте со мной. Увидев шедевры ушедших эпох, вы ахнете! Вы скупите все! Вы оставите меня голым, без товара!» — «Идет! Вот только дам поручение, чтобы наблюдали за состоянием Натальи Никитичны. Зачем нам лишняя головная боль? — Господин Маниколопов подозвал к себе помощника Адливанкина: — Присмотри за ней; когда придет в себя, выведи из гостиницы и отправь куда скажет. Помни, врач внизу: если состояние дамы ухудшится, сразу вызывай. Мой телефон никому не давай. Пока». И два коммерсанта вышли из апартаментов.

На этом эротические приключения в номере 723 гостиницы «Украина» в своей групповой стадии завершились.

Крупный тридцатилетний Адливанкин, отмеряя шаги по залу, посматривал на лежавшую без движения голую молодую женщину. «Когда же, наконец, ей станет лучше?» — сверлила его рассудок настойчивая мысль. Эта дама теперь становилась для него всем: о ком грезишь, мечтаешь, видишь сны и кого беспрестанно ждешь. Едва он услышал, что ее дыхание успокоилось, освободилось от хрипоты, едва заметил, что она пошевелилась, кровь тут же закипела в его жилах. Когда ему на память пришли другие подобные случаи обольщения по второму кругу, он стал, тяжело дыша, судорожно раздеваться. Потом сдернул с Мегаловой легкую простыню, перевернул молодую женщину на спину и, словно умирающий от жажды, страстно приступил к куннилингусу. Госпожа Мегалова тут же очнулась: «Какая прелесть! Я даже не подозревала, что это так здорово!» — мелькнуло у нее в голове. Невероятная напористость мужского lingua опять основательно вскружила ей голову, возвращая в пьянящий мир эроса…

Зевнув во весь рот, потянувшись молодым телом, Наталья Никитична почувствовала себя крайне усталой. Ее воспоминания были настолько откровенными, подробными и яркими, что в начале пробуждения молодая женщина не сразу поняла, где находится. Сон и явь, реальное и воображаемое, настоящее и прошлое перемешались. Она взглянула на часы: была половина двенадцатого. Госпожа Мегалова, наконец, полностью пришла в себя, поспешно вскочила и начала готовиться к выходу. Воспоминания недавнего прошлого быстро исчезали в монотонном гуле бурлящего за окном города.

Уже через сорок минут она подъехала на Большую Спасскую к Ольге Ивониной. Подниматься не стала, вызвонила ее по мобильному, дождалась, и молодые дамы понеслись на Воробьевы горы в свой офис. По дороге они коснулись проблематики, которую якобы обсуждали давеча с транспортниками.

Шефа фирмы «Шоко Он-лайн» господина Бисваркина на рабочем месте не оказалось: он был, как известно, типичным москвичом, и ничто человеческое было ему не чуждо. Наталья Никитична прошла к себе в кабинет, нежно улыбнулась Юлии Бочаровой и села за компьютер. Молодая дама ждала сегодня информацию из уральских регионов. Ей хотелось активнее включаться в работу предприятия. Но она была разочарована: поступило лишь два незначительных запроса. «Надо расспросить, как начинали другие», — мелькнуло в ее голове.

Наталья Никитична едва приступила к подготовке ассортимента партии товара для отправки клиентам и формированию транспортной логистики, как к ней подошла Аля Ладынина. Склонившись к ее ушку, женщина стала нашептывать: «У меня для тебя, милочка, есть сюрприз. Редчайший мужчина, мечта любой женщины нашей великой столицы! Таких, как он, в ней можно найти не больше десятка. Тысяча долларов за знакомство. Хочешь?» — «Чем же он так хорош, что лишь сводничество стоит почти получки?» — «Уникален!» — «Почему же ты не предлагаешь его Юлии, другим женщинам нашей конторы?» — «Ревную! Я люблю Юлию, да и других тоже… А к тебе таких чувств пока не питаю!» — «Но что в нем особенного?» — «Он обладает…» — «Миллионами! — рассмеялась, перебивая ее, Мегалова. — Они меня не интересуют!» — «Нет! Его капитал ценится больше! У него два… два егесticus!» — «Это еще откуда? — тут же забыв все на свете, удивилась Наталья Никитична. — Имплантант из искусственных тканей? Такая экзотика меня пока не интересует». — «Ничего подобного! — злобно фыркнула Ладынина. — Живой, натуральный, упругий! Каждый по восемнадцать сантиметров!» — «Как это? Быть такого не может!» — «Я сделала тебе копию из медицинской энциклопедии. Вот, возьми, взгляни, — она бросила на стол Натальи Никитичны конверт формата А-4. — Прочти страницу девятьсот одиннадцать, глава “Diphallus”, а на девятьсот двенадцатой увидишь фото в разных ракурсах. Какие красавцы! Разве они не стоят тысячу долларов? Если сложить их вместе, то получится megaerecticus. Но для чего это делать? Уж лучше сразу броситься на них обоих и подчинить их своим желаниям…»