Манускрипт всевластия
Шрифт:
Изабо понеслась по траве с такой быстротой, что превратилась в размытое пятно. Замедлив на одно мгновение бег — так сокол замирает, прежде чем пасть на добычу, — она сгребла испуганного кролика за уши, триумфально воздела над головой и вонзила зубы в самое его сердце.
Кролики, может, и маленькие, но крови в них, если пожирать их живьем, на удивление много. Это было ужасно. Изабо досуха высосала зверька, который быстро перестал дергаться, вытерла рот его шкуркой, швырнула тушку в траву и три минуты
— Ну что? Поищем что-нибудь посытнее или вернемся домой?
Изабо де Клермон испытывала меня на прочность.
— Езжай, я следом, — сказала я угрюмо, посылая Ракасу вперед.
Время прогулки для меня измерялось не движением солнца, которое все так же скрывалось за тучами, а возрастающим количеством крови. Изабо кормилась сравнительно аккуратно, но заказывать кровавый ростбиф я бы еще долго не стала.
После кролика охотница убила здоровенного зверя вроде белки — сурка, сказала она, — лису и дикую козу (кажется). Когда она выбрала новую цель, молодую олениху, я решила, что с меня хватит.
— Изабо, неужели ты до сих пор не наелась? Оставь ее.
— Богиня охоты не желает, чтобы я травила ее оленей? — В голосе насмешка, в глазах любопытство.
— Не желает.
— А я вот не желаю, чтобы ты охотилась за моим сыном. Помогло это мне? — Она спрыгнула с лошади.
У меня руки чесались вмешаться, но я понимала, что к Изабо сейчас приближаться и впрямь опасно. После каждого убитого ею животного ее глаза говорили мне, что она не вполне владеет своими эмоциями и не вполне отвечает за свои действия.
Олениха попыталась скрыться в кустах, но Изабо снова выгнала ее на открытое место, где и настигла. У меня все переворачивалось внутри. Изабо убила ее быстро, животное не страдало, но я прикусила губу, чтобы сдержать крик.
— Ну вот, — удовлетворенно сказала вампирша, вернувшись к лошади. — Теперь домой.
Я молча повернула Ракасу в сторону замка, но Изабо перехватила поводья. На ее кремовой рубашке остались капельки крови.
— Что ты думаешь о вампирах теперь? Все еще хочешь остаться с моим сыном, зная, что он вынужден убивать, чтобы жить?
Для меня слова «Мэтью» и «убивать» с трудом укладывались в одно предложение. Смогу ли я поцеловать его сразу после охоты, когда кровь еще свежа на его губах? А ведь дни вроде этого должны у них повторяться довольно часто.
— Если хочешь меня отпугнуть, Изабо, придумай что-то другое. Этого мне недостаточно.
— Марта тоже так говорила, — призналась Изабо.
— Правильно говорила. Ну что, испытание окончено? Едем в замок?
Как только мы въехали в лес, еще густой и зеленый, Изабо спросила меня:
— Ты поняла, почему нельзя спорить с Мэтью, когда он что-то тебе приказывает?
—
— По-твоему, наш режим питания — это единственное, что вас разделяет?
— Ладно, выкладывай. Так почему я должна слушаться Мэтью?
— Потому что он самый сильный вампир в нашем замке. Глава семьи.
Я вытаращила глаза.
— Я должна его слушаться, потому что он — вожак стаи?
— А ты кого вожаком считаешь — уж не себя ли? — фыркнула Изабо.
Я не считала вожаком ни себя, ни ее. Она повиновалась Мэтью во всем. И Маркус тоже, и Мириам, и все прочие вампиры из Бодли. Даже Доменико в конце концов отступил.
— Так принято в стае де Клермонов?
Изабо, сверкая зелеными глазами, кивнула.
— Послушание необходимо для твоей же — и общей — безопасности. Это тебе не игрушки.
— Ясно, Изабо, ясно, — нетерпеливо бросила я.
— Ничего тебе не ясно. И не будет ясно, пока тебе не покажут этого на примере, как сегодня с охотой. Для тебя это всего лишь слова. Ты вспомнишь их, лишь когда заплатишь за собственное упрямство жизнью — своей или чужой, все равно.
До замка мы больше не разговаривали. Марта вышла из кухни навстречу нам. Я ужаснулась при виде цыпленка в ее руках, она — при виде пятнышек крови на обшлагах Изабо.
— Она должна знать, — прошипела та.
Марта, выбранив ее по-окситански, сказала мне:
— Пойдем со мной, девочка. Я покажу тебе, как завариваю свой чай.
Теперь уже Изабо пришла в бешенство. В кухне Марта приготовила мне что-то попить и дала тарелку слегка зачерствевшего орехового печенья. О цыпленке не могло быть и речи.
Добрых несколько часов мы с ней разбирали сухие травы и учили, как что называется. К середине дня я стала различать их с закрытыми глазами — как по виду, так и по запаху.
— Петрушка, — перечисляла я. — Имбирь. Пиретрум. Розмарин. Шалфей. Семена дикой моркови. Полынь. Мята болотная. Дягиль. Рута. Пижма. Корень можжевельника.
— Еще раз, — потребовала Марта, вручая мне пустые муслиновые мешочки.
Я разложила их на столе, развязала тесемки и снова назвала все травы по очереди.
— Хорошо. Теперь бери мешочек и клади в него по щепотке от каждой.
— Почему бы просто не смешать их и не наполнить мешочки? — Я взяла щепоть мяты, морща нос от ее сильного запаха.
— А вдруг что пропустим. В каждом мешочке должны лежать все двенадцать трав.
— Разве что-то зависит от одного семечка? — Я зажала двумя пальцами крошечное семя дикой морковки.
— По щепотке от каждой, — решительно повторила Марта.
Ее вампирские пальцы уверенно раскладывали травы и завязывали тесемки. Когда мы закончили, она использовала для заварки мешочек, который я наполняла сама.