Маня, Манечка, не плачь!
Шрифт:
Надо сказать, что Зинаида заработала денег своей кочевой жизнью, и, конечно, ушла обратно в уборщицы, чтобы быть на свободном графике, чтобы к возвращению из школы ученика-Вовки на плите стоял горячий обед. Довольная собой мать, нетерпеливо поглядывала в половинчатое окошко, среди идущих мимо чужих ног сразу узнавая Вовкины новые, купленные во время стоянки поезда в столице ботинки. Зинаида радовалась, как он одет, обогрет, и не сидела с сыном в первые школьные дни, выводя палочки и крючочки. Вовка понял, что помощи не будет. В классе он был многих детей старше, так как пошёл в школу почти с восьми лет. К новому занятию относился покладисто:
В первое воскресенье сентября они поехали в детдом мимо горящих ягодами шиповников, мимо спелых садов с подвешенными возле уютных домиков бочками для поливки. Вовкин школьный вид произвёл на Васю сильное впечатление. Он тянул школьника за пряжку на ремне и, наконец, расплакался. Никакие игрушки и варенья не помогли. Только когда сели рядом на диван, Зинаида обняла ребёнка, он прижался к ней и замолчал. Уходя, они зашли к директрисе.
– А, если мне взять его отсюда? – спросила Зинаида. Она не ждала от себя такого вопроса, будто все её мысли о ребёнке сами внезапно, помимо воли отлились в эту фразу.
Вовка радостно вытаращил глаза.
Последний раз, собираясь в детдом, они накупили подарков, представляя заранее, чему и как Вася обрадуется. Но, складывая их, Зинаида разволновалась, села на край тахты и нервно заплакала.
– Станем уходить, а он будет уговаривать: ещё маленько… Знаешь, как это он говорит?
– Знаю, – по-взрослому вздохнул Вовка. – Давай-ка заберём Васю к нам!
Видя Вовкино решительное с продольной морщинкой между глаз личико, обняла его, крепко прижав к себе:
– Заберём. Обязательно.
– Я тоже так думаю! – он вытирал её мокрое лицо своими квадратными ладонями, сохраняя взрослое выражение.
…Ёлку она притащила на себе, под дверью изображая голосом Деда Мороза, от чего ребята пришли в полный восторг, топали ногами и кричали «ура!»
Снова три «халтуры» в сутки. Проводницей ей больше не быть. А хорошая была работа. Как-то вспомнила: поезд остановился на тихой станции летней ранью. Зинаида лежит в купе после смены, на соседней полке спит сынишка. Надо отоспаться, а она думает: правильно живёт или нет? Бутылки после пассажиров сдаёт, чаевые принимает, а то и провезёт кого в вагоне без билета. Лежит, смотрит в голубизну утра. Стук, стук, стук, – прошёл обходчик. И опять тишина. Думала, думала и решила: бутылки соберёт, сдаст на станции, чаевые будет дальше брать и брать, и без билета тайком от начальника поезда будет постоянно кого-нибудь провозить! Так она будет жить дальше… Да, хорошая была работа…
Но скоро уже два школьника дома… Оба полюбили большие, румяные пироги с картошкой, горячие, хорошо пахнут… Вася учился куда хуже Вовки, но зато обнаружился у него музыкальный слух, и записала его Зинаида в музыкальную школу, ей посоветовали на духовые инструменты. Совет был верным. Старшему сыну было уже четырнадцать, когда Зинаиде подвернулась прекрасная работа на кухне в суворовском училище. Её взяли судомойкой, но вскоре перевели в повара, пришлось даже сдать экзамен. Пироги, пельмени… Но не это было главным. Главным была возможность устроить детей. Так устроить, чтоб была у них жизнь крепкой, как советская армия. Она понимала, что с двумя юными этими мужчинами ей потом никак не совладать,
Не надо было в эту очень снежную зиму брать ещё и дворницкую работу! Хватило бы на кухне в суворовском… Но думала: подкопит денег, поедет с ребятами на каникулах за границу, в Югославию, например. Они уже ездили втроём в Крым, и так понравилось… Но жадность к деньгам, как скажет Вася, её сгубила. Вася худенький, но выше ростом Вовки, а лицо необыкновенной красоты. Вовке скоро восемнадцать, у него широкая грудь, как у его папаши – знаменитого певца. Но Вася… Ей богу, ей иногда казалось, что Васю она любит даже больше сильного крепкого Вовки.
– …а ты, Зин, так и лежишь? Давно не встаёшь? – спросила с надеждой на такой капитальный постельный режим своей бывшей квартирной хозяйки Римка.
– Да, помирать собралась, – угадала «доброе» пожелание гостьи Зинаида. Ногами пошевелила под одеялом: ноги двигались. Не то, что вчера, боль была невероятная.
– Я что тебе хочу сказать, я ведь теперь обеспеченная женщина, у меня муж есть, жильё, ну, и, наверное, мальчику лучше будет со мной…
– «Мальчику» этому уже скоро пятнадцать, ты у него сама спроси.
– Да, Зина, я спрошу обязательно, – самоуверенно, будто о решённом в её пользу сказала Римка. – Когда мне можно зайти, чтоб его застать?
– Сейчас. Скоро придут. Они поехали за врачом для меня. У нас есть врач на моей работе… Она не сказала, где эта работа, Римка, наверное, подумала в НИИ, в котором они когда-то работали вместе. Там был врачебный кабинет.
– Хорошо, я подожду, а пока про Смакотина хочу рассказать… Мы с ним приехали на этот Дальний Восток, и даже месяц проработали на рыбном заводе. Но там я встретила своего нынешнего мужа, начальника на морозильных установках. И Смакотин укатил обратно ни с чем. Денег он, конечно, не заработал ни копейки, я лично дала ему на билет. Когда мы с мужем моим приехали сюда, то я решила узнать что-нибудь про него, про Геру-то… И сказали мне в университете, что он умер…
Видимо, лицо Зинаиды отразило нечто, отчего Римма смолкла. Но продолжила:
– Ты не знала? Да и мне его очень жалко. Мне рассказала секретарша с кафедры, что он, вернувшись с востока, снова стал работать преподавателем, а умер прошлой весной. И, представляешь, огромная охапка мимоз была на гробе. Я вспомнила: он ведь нам мимозы тогда принёс…
– Да, зря он уехал на восток, лучше бы уехал на запад со своими этими гермафродитами, и был бы, наверное, до сих пор и жив, и богат, – сказала Зинаида о том, о чём и раньше думала.
Римка удивилась, не поняла, но кивнула. Обе помолчали. Римка снова завела тему, ради которой пришла:
– Я понимаю, не та мать, которая родила, но теперь-то у меня всё есть, а ты всё в подвале…
– Мне тоже предлагают переезжать в отдельную квартиру. На окраине. Но я из центра не спешу.
– Ну, да, Зина, так оно. Детей у меня больше не будет. А муж говорит, мол, давай, парнишку-то заберём у этой Зины, и добавил: женщина она, видать, добрая.
Зинаида подумала: ещё не хватает, чтоб явился, например, Олег Соколов, знаменитый бас, поёт в Большом театре, и потребовал бы Вовку… Стукнула коридорная дверь, шаги затопали так, будто шла рота солдат. Стали входить, разговаривая довольно басовито военные люди, один, второй, третий…