Манящая тайна
Шрифт:
— Но не столько же!
Мара снова отвернулась.
— Да, я догадалась об этом, когда вас обвинили в убийстве.
— Должно быть, вы вылили не меньше…
— Почти пинту.
Вот теперь Темпл засмеялся по-настоящему.
— Пинта свиной крови?!
Мара вдруг тоже рассмеялась.
— Но я загладила свою вину. Я очень хорошо обращалась с Лавандой.
— Значит, предполагалось, что я вас обесчещу. — Темпл помолчал. — Но я ведь этого не сделал?
Не ответив на вопрос, Мара продолжала:
— И еще я никак
— Вы подумали обо всем.
— Но я перестаралась.
Темпл услышал сожаление в ее голосе. В этот момент музыка смолкла, и Мара, остановившись, тут же высвободила руки. Непонятно только, о чем она сожалела. О том, что сделала тогда, о последствиях своего поступка? Или о настоящем — об обещании, которое ему дала?
Темпл не успел об этом спросить — Мара отступила от него, столкнувшись с каким-то мужчиной в маске, и тот не отказал себе в удовольствии внимательно посмотреть на нее, затем на герцога.
— Глазам своим не верю! Да это же знаменитый боксер из «Падшего ангела»! — осклабилась маска.
— Найдите себе другой объект для восхищения, — проворчал герцог.
— Да ладно вам, Темпл. — Мужчина приподнял маску, оказавшись Оливером Денсмором, королем щеголей-идиотов, тем самым, кто предлагал за Мару деньги, когда она стояла на ринге в «Ангеле». — Уж наверное, мы с вами сможем договориться. Вы же не будете держать ее при себе вечно. — Он повернулся к Маре. — Я заплачу вам вдвое. Втрое!
Здоровая рука Темпла сжалась в кулак, но Мара ответила раньше, чем он успел ударить.
— У вас не хватит на меня денег, сэр.
Денсмор противно хохотнул и снова надел маску.
— Надеюсь, ты стоишь таких хлопот.
Он дернул Мару за золотистый локон и исчез в толпе, оставив Темпла кипеть от злости.
Проклятие! Она защищала себя сама, потому что не верила в его способность защитить ее.
Мара же вернулась к прерванному разговору, словно этой стычки вовсе и не было.
— Я знаю, вам будет неприятно это услышать, но все равно скажу. Поверьте, я и в самом деле очень сожалею.
— Вы ведете себя так, будто ничего не случилось, как будто его тут не было.
Мара пожала плечами:
— Вы имеете в виду этого человека? Мне кажется, так лучше всего, разве нет?
— Нет.
Темпл считал, что для Денсмора лучше всего валяться где-нибудь в канаве физиономией вниз. Ему ужасно хотелось догнать его в толпе и как следует проучить.
Мара внимательно посмотрела на него глазами ясными и искренними. И вдруг сказала:
— Он отнесся ко мне как к проститутке.
— Вот именно!
Она склонила голову к плечу.
— Но разве цель не в этом?
О Господи! Темпл чувствовал себя последним мерзавцем. Он просто не
— В любом случае, — продолжала Мара, — я прошу у вас прощения.
Ну вот, теперь она извиняется перед ним! Как будто он не предоставил ей как минимум дюжину причин для ненависти. Сотню!
— Я, конечно, понимаю, что это вовсе не оправдание, — говорила между тем Мара, — но я тогда была почти ребенком и совершала ошибки. И знай я тогда… — Она осеклась.
«Я бы этого не сделала».
Что ж, пусть Темпл не хочет выслушивать ее извинения, но он совершенно определенно желает услышать, что она бы все переиграла, если бы могла.
И тут он вдруг сказал:
— Знай вы тогда… И что же?..
Она тотчас проговорила:
— Я бы не использовала вас для своих целей, но все равно подошла бы к вам тем вечером. И все равно сбежала бы.
Темплу следовало разозлиться. Ее слова должны были развеять последние сомнения насчет его планов на этот вечер. Но не развеяли.
— Почему? — спросил он.
Мара смотрела на стену со множеством дверей, ведущих в сады дома Лейтонов. Некоторые из них были приоткрыты, чтобы поступал свежий воздух.
— Почему… что? — Мара медленно шла по залу, и Темпл шел следом за ней как привязанный.
— Почему вы подошли бы ко мне?
Она едва заметно улыбнулась.
— Потому что вы красивый. В саду повели себя неуважительно, но все равно понравились мне. И почему-то, несмотря ни на что, до сих нор нравитесь.
Слово «нравитесь» казалось самым безобидным и безопасным, хотя оно и в малой степени не передавало того, что она к нему чувствовала.
Темпл, не удержавшись, спросил:
— А зачем бежать?
«Скажи мне правду, — мысленно взмолился он. — Доверься мне». Впрочем, она не обязана была этого делать.
— Я боялась, что ваш отец похож на моего.
Ему показалось, что его ударили под ложечку — да так сильно, что искры из глаз посыпались. Яркие и мучительные, как сама истина.
Ей было шестнадцать, и ее выдавали замуж за человека в три раза ее старше. За человека, трех предыдущих жен которого постигла печальная кончина. За человека, числившего того мерзавца, ее отца, среди своих самых близких друзей. За человека, чей сын уже в восемнадцать лет считался закоренелым развратником.
— Я бы ни за что не позволил ему обидеть вас, — сказал Темпл.
Услышав это, Мара обернулась. Обернулась с глазами, полными слез. Сейчас она верила: он бы защищал ее с той самой минуты, как они встретились. Он бы возненавидел своего отца, овладевшего ею.
— Я не знала, — произнесла она тихо, с сожалением в голосе.
Грациозная и изящная, Мара застыла в конце бального зала, глядя на двери, ведущие во тьму… И Темпл невольно оценил метафору. Да, все повторялось. Над ней опять нависла угроза, но Мара Лоув больше не боялась тьмы. Она прожила в ней двенадцать лет. Как, впрочем, и он.