Марфа окаянная
Шрифт:
Листы задрожали в руках у Марфы Ивановны. Приглашённый из Киева князь Михаил Олелькович был православным {32} . Две цели преследовали, приглашая его: дать понять Ивану, что Новгород не нуждается в его покровительстве, а Казимиру — что наместник должен быть православной веры. Положа руку на сердце, не столь и нужен был его Приезд. И прибыл некстати, едва успели похоронить Иону, и навёз с собой, помимо дружины, многочисленную свиту, монахов, купцов. И всех корми, всех ублажай в ущерб казне новгородской. Захария Овин открыто хулил Олельковича, наотрез отказался от приглашения присутствовать на пиру в княжеском тереме на Городище. То-то позлорадствует, читая «Словеса»!.. Но откуда эта ложь — откровенная, грязная, будто советовал князь Михаил замуж идти за шляхтича? А ведь кто-то поверит, на то и рассчитано.
32
Приглашённый из Киева князь Михаил Олелькович был православным. — Князь Михаил Олелькович (Александрович) (1435 — 1489) происходил из рода потомков великого князя Литовского Ольгерда, князь Киевский (1471 — 1489). Приглашён на княжение в Новгород в 1470 г., 8 ноября 1470
Преодолевая отвращение, она стала читать дальше:
— «С этой окаянной мыслью начала Марфа прельщать весь народ православный. Хотела Великий Новгород отвести от великого князя, а отдаться королю. Ради этого поднялась она на благочестие, как львица древняя Иезавель, которая убила многих пророчествующих от имени Господа и которая сама за это была сброшена со стен города, так оборвалась жизнь окаянной, псы съели её. Марфа в своих проступках подобна бесовской Иродии, жене царя Филиппа, которая облечена была в своём беззаконии крестом Господним... Марфа подобна царице Евдохии, которая зло своё показала, согнав с патриаршего престола великого всемирного светильника Иоанна Златоуста, и заточила его в Армении... Марфа подобна Далиле окаянной, которая, хитростью выведав у своего мужа Самсона Храброго, судьи иудейского, его тайну, состригла волосы с головы его, предав его врагам. Так и Марфа окаянная подобно им так же хочет весь народ прельстить, совратить его с пути правого и склонить к латинству, так как тьма прелести латинской ослепила её, внушила ей дьявольское лукавство и злые мысли вместе с литовским князем...»
Всё это было настолько нелепо, несуразно, вычурно, настолько пропитано духом низкой площадной брани, что она вдруг успокоилась и усмехнулась даже. Всё Марфа да Марфа, одна во всём виновница! Не много же уверенности в силе своей у великого князя Ивана, коль рать целую собирается на одну бабу послать! По сравнению с громогласными обвинениями в адрес её всё, что говорилось далее про Пимена, казалось почти правдой.
— «Вместе с него е такими же сатанинскими мыслями, с такими же дьявольскими думами сеет зло чернец Пимен, ключник бывшего владыки. Этот лукавый тайно договорился с Марфой и во всём ей помогает. Жаждал Пимен наследовать владыке Новгородскому по смерти его. Сам же при жизни владыки разворовал софийскую казну. Но не получил он желаемого. Не благословил Господь жребий его. Не был он принят людьми православными на высокую степень... Множество злата раздал этот лукавый жене Марфе. По её повелению раздавал он злато людям многим, чтобы народ держал их сторону. И того ради злая змея ни Бога не боится, ни людей не срамится, вводя раздоры и пагубу на всю Новгородскую землю, погубляя души многих... («Злою змеёю теперь стала!») А эта окаянная («Опять!») жена не только себя и свою душу погубила, но и детей своих влечёт с собой в пагубу. Да что же делать им, если тьма прелести латинства («Да о какой „прелести латинства" талдычут? Разъяснили б, что за прелесть такая!») не только её совратила, но и омрачает души всех её слушающих. И того ради многие люди на пиры к ней сходятся и многие слушают прелестные и богоотметные слова её, не ведают такие, что это им на пагубу. И смущаются многие в народе соблазном их... Когда услышал князь великий Иван Васильевич всея Руси, что творится в его отчине, в Великом Новгороде, что неистовые люди зыбятся, как волны моря, то о них благочестивый князь великий подумал. Заболело его прелестное и благоутробное сердце. Но не укорил их, а благим терпением смирил пречистую душу свою, исполнился Божья страха. Вспомнил он по апостолу, как страдал Христос, как сын Божий смирил себя, принял образ раба и сошёл на землю ради спасения человечества...»
— С Христом Ивана равняют! — Марфу передёрнуло от гнева. Листы упали на пол. Она не стала подымать их.
В горнице потемнело, день заканчивался. Марфа не могла заставить себя встать и зажечь свечи. Девку звать тоже не стала, не хотела никого видеть.
— Мать, здесь ты? — Вошёл Дмитрий, огляделся. — Почему в темноте? Пойду огня принесу.
— Не нужно, — отозвалась Марфа Ивановна. — Бумажки вот подбери, насорила я.
Дмитрий, опустившись на колено, начал собирать уроненные листы. Марфа Ивановна не удержалась и погладила сына по густым волосам. Давно ли нянчила его, кудрявенького, синеглазого? Как захотелось вновь расцеловать сыновнее лицо, прижать к груди голову, не отпускать от себя никуда! С трудом пересилила себя, отняла руку.
— Что с посольством {33} ?
— Сейчас у Ивана Лукинича решили окончательно с житьими, — ответил Дмитрий. — Поедут Панфил Селифонтов, Макарьин Кирило, Яковлев, Зиновьев, Григорьев Степан. От всех пяти концов.
Марфа кивнула. Люди надёжные, не пустозвоны. У Панфила, знала, около семидесяти дворов в Кижском погосте. Когда с общим делом совпадает и кровная забота, всегда вернее.
Посольство к Казимиру возглавлял старейший посадник Офонас Олферьевич Груз. В помощники себе из молодых посадников выбрал Дмитрия Борецкого. Отбывали со дня на день.
33
— Что с посольством? — Имеется в виду третье и последнее посольство Новгорода к королю Польскому и великому князю Литовскому Казимиру, отправившееся из Новгорода весной 1471 г. Возглавляли посольство посадники Офонас Олферьевич и Дмитрий Борецкий. Задачей этого посольства было заставить Казимира ратифицировать утверждённый вечем договор и принять Новгород в состав владений короля. Переговоры, длившиеся около месяца, закончились неопределённо — Казимир соглашался взять Новгород под свою власть, но требовал больших, чем предоставлялось ему по договору, прав власти и большие доли в государственных доходах. Возможно, король нарочно затянул и не довёл до конца переговоры: он знал о готовящейся московско-новгородской войне и не имел реальной возможности помочь Новгороду в ближайшее время — его войска были заняты войнами в Венгрии и на южных границах. Втягиваться в таких условиях
Договор с Казимиром вече утвердило неожиданно быстро. Более или менее дружно кричали: «За короля хотим!» Сторонники Москвы либо недоплатили своим чёрным людям, либо те устали уже от мордобоя и предпочли помалкивать. Московский посол Иван Товарков вяло устрашал чтением великокняжеского увещания, голос имел слабый, вид пугливый, и не все расслышали, о чём он говорил.
Праздновали победу недолго. До ожидаемой главной победы над Москвой было ещё неблизко. Этой ли зимой произойдёт битва, весной ли — никто не знал. По-прежнему неспокойно было в городе. Не так часто, как прежде, но всё-таки происходили массовые потасовки. И по ничтожным поводам.
— Фёдор наш опять отличился, — сказал Дмитрий. — Василий Есипович жалуется, зря народ будоражит.
— Что опять?
— На Торгу побоище учинил. Платил кому ни попади за драку и за хвалу Казимиру.
— Дурень! Теперь-то что кулаками махать! Настроит народ против нас.
— Я подумал, может, с Шуйским отослать его {34} ?
— Нет уж. — Марфа Ивановна поднялась. — Ты уезжаешь, Фёдор уедет, а я, а дом, а дети? Ваня с Васяткой и без того забыли уже, как отцы выглядят.
34
— Я подумал, может, с Шуйским отослать его? — Князь Василий Васильевич Гребёнка Шуйский (около 1410 — 1478—1479 гг.), князь Псковский (1448 — 1455), князь Новгородский (1455 — 1456, 1462 — 1477), наместник великого князя Московского в Суздальско-Нижегородском княжестве (1477 г. — до кончины), происходит из рода князей Шуйских, бывших в XIV в. владетелями Нижнего Новгорода, затем, после подчинения Нижнего Новгорода Москве, служивших князьям московским и их противникам. Отец князя Василия Васильевича Гребёнки — князь Василий Юрьевич — был одним из ближайших сподвижников князя Дмитрия Шемяки (см. о нём прим, к стр. 23) и воспитал сына противником великих князей московских. В 1448 г. князь Василий Васильевич Гребёнка был приглашён на княжение во Псков, где княжил до 1455 г. Зарекомендовал себя как блистательный военачальник (в войнах с Орденом) и мудрый правитель, был очень любим псковичами. Создал в Пскове тяжеловооружённую конницу, организованную но образцу орденских войск, блестяще сражавшуюся с немецкими и литовскими рыцарями. Должен был оставить княжение, так как понимал, что Псков не может противостоять могуществу Москвы и должен ей подчиниться, и в этом случае великий князь Василий II Васильевич, чьим врагом считал себя князь Василий Гребёнка, несомненно пленил бы его и послал в заточение. В 1455 г. князь Василий Гребёнка въехал в Новгород и был провозглашён новгородским князем. Зная о его мудром правлении во Пскове, новгородцы дали князю Василию Гребёнке расширенные властные полномочия и подарили несколько богатых земельных владений (этой чести не удостаивался ещё ни один князь Новгородский). Князь Василий Гребёнка в преддверии войны с Москвой в первую очередь занялся военными делами и в короткое время сформировал в Новгороде пятитысячный отряд отборной тяжёлой конницы, но не успел его обучить и подготовить к войне: зимой 1456 г. новгородцы были разбиты войсками великого князя Василия И. Князь Василий Гребёнка должен был бежать из Новгорода и до смерти Василия II управлял Заволочьем. В 1462 г. он снова был провозглашён новгородским князем, верно служил Великому Новгороду до 1477 г. Он был противником подчинения Новгорода Литве, за что его не любили бояре Борецкие и их союзники, мстившие князю тем, что всячески мешали ему организовать и обучить войско. Тем не менее князь Василий Гребёнка честно оборонял границы Новгородской земли и дольше и настойчивее других сопротивлялся великому князю Московскому Ивану III. Интересно, что Иван III глубоко уважал князя Василия и после своей победы над Новгородом не только никак не наказал его, по одарил подарками и приглашал перейти на московскую службу, но князь Василий оставался вереи своей клятве Новгороду до тех пор, пока в 1477 г. не понял, что новгородская самостоятельность изжила себя, а сепаратистские устремления новгородских бояр лишь вредят единому русскому государству. Тогда князь Василий торжественно сложил свою клятву Новгороду и был с честью принят в службу Иваном III. Великий князь Московский, демонстрируя доверие и уважение к князю Василию Гребёнке, поставил его наместником в Нижнем Новгороде — пограничной области между Русью и Золотой Ордой, самом ответственном участке русской границы и — что весьма символично — древнем родовом владении князей Шуйских. На этом посту князь Василий Васильевич и скончался.
— Мамо, я... — начал Дмитрий.
— Не тебе упрёк, — перебила Марфа Ивановна. — Исак Андреич в посадниках также праздников не знал, раньше первой звезды не возвращался. Ничего, сынок, будет время отдохнуть. А с Фёдором я поговорю. Детское озорство в нём не переиграло, стыдно перед людьми. Делом занять надо. Да и возьмёт ли ещё Шуйский его?.. Ладно, подумаю...
Ужинали все вместе. Гостей в этот раз не было, о делах не говорили, за столом царила домашняя мирная обстановка.
Филипповский пост не располагал к излишествам. Поели каши гороховой на гречишном масле, мочёных и засахаренных яблок, пирога подового с маком. Запивали клюквенным квасом.
Капитолина рассказала про сон, который снится ей третью ночь подряд. Будто рыжая неосёдланная лошадь ходит по двору, роет копытом снег и ржёт жалобно.
— Прямо заснуть боюсь. К чему, не знаю?
— Лошадь к пожару снится, — сказала Онтонина.
Олёна ахнула испуганно.
— Типун на язык тебе, — недовольно произнесла Марфа Ивановна.
— Или к зиме лютой, — поправилась Онтонина.
Маленький Васятка, не доевший свою кашу, вполголоса пытал сидящего рядышком Ваню:
— А волки кусаются?
— Кусаются.
— А больно?
— Больно.
— А они маленьких детей едят?
Ваня посмотрел на Васятку и покачал головой.
— А медведи? — не унимался тот.
— Медведи малину едят, — сказал Ваня и, вспомнив скоморошью медведицу на Торгу, добавил: — И пряники.
— А волки в лесу знают, что у нас Волчик живёт?
Ваня пожал плечами.
Васятка задумался, а потом произнёс озабоченно:
— Вот соберутся все вместе, волки-то, и придут отбирать, что тогда?