Марфа окаянная
Шрифт:
Новгородцы также увидели москвичей и, ободрённые своим явным превосходством, оживились, подбадривали себя руганью, понося врагов последними словами. Над полками развевались кончанские стяги с изображением Божьего лика, Орла, Всадника, Воина [59] . Всё новые и новые ряды выезжали из-за излучины, и казалось, конца им не будет никогда. Задние торопили передних, то и дело в построении возникали сбои, воеводам с трудом удавалось восстанавливать порядок.
Внезапно по сигналу Борецкого весь строй прикрылся щитами и ощетинился длинными копьями. Вязкий песок не позволял убыстрить движение, и некоторые из горячих ополченцев уже досадовали, что часть москвичей сможет спастись бегством. Что они вот-вот начнут пятиться и отступать, не вызывало сомнений.
59
Над полками развевались кончанские стяги с изображениями Божьего лика, Орла, Всадника, Воина. — Авторская вольность. До нас не дошло никаких сведений о том, существовали ли знамёна новгородских концов, и тем более о том, что на них изображалось.
Холмский допустил новгородскую рать на расстояние
— Не посрамим Москвы! — разнёсся по окрестности его зычный бас.
И тут же сотня лучников, услышав долгожданный клич, выпустила первую сотню стрел по лошадям передового полка {39} . Раненые лошади с ржаньем поднялись на дыбы, сбрасывая неповоротливых грузных всадников. Вторая сотня стрел увеличила сумятицу. Кони топтали людей, рвались в разные стороны. Сзади напирали другие конники. Ряды уплотнились настолько, что копья подняли вверх, чтобы не переколоть друг друга.
39
И тут же сотня лучников, услышав долгожданный клич, выпустила первую сотню стрел по лошадям передового полка. — Все летописи, по-разному описывая Шелонскую битву, сходятся в одном: начало успеху москвичей положили лучники. Ударную силу новгородского войска составляла созданная князем Василием Васильевичем Гребёнкой Шуйским (см. о нём коммент. №34) тяжеловооружённая конница. Её удара не могли выдержать ни литовские войска, ни орденские рыцари, ни ополчения русских земель. Но москвичи нашли слабое место в вооружении новгородских всадников — кони новгородцев не были защищены доспехами. Поэтому москвичи выдвинули вперёд лучников и открыли ураганную стрельбу по лошадям. Кони новгородцев взбесились, перестали слушаться наездников, строй всадников смешался, наступательный порыв захлебнулся. Новгородцы повернули назад, смяли свою же пехоту, привели в расстройство всё войско — и тем создали блестящие условия для московской контратаки, чем последние и воспользовались.
Лучники продолжали осыпать новгородцев стрелами, в которых недостатка не было. Огромная рать завязла в песке и почти не двигалась вперёд. Василий Казимер, находящийся в самой середине войска, срывая голос, кричал Борецкому с Селезневым, чтобы поворачивали задние полки в обход. В хвост рати помчались гонцы.
Холмский и Фёдор Давыдович, не дожидаясь, когда уляжется смятение новгородцев, дали сигнал к атаке с обеих флангов. Сыны боярские, истомлённые ожиданием, ринулись обходить врага с двух сторон. Всадники также вскидывали луки, стреляли на скаку, их лёгкие неподкованные кони мелькали тут и там и были почти неуязвимы для неповоротливых новгородских воев, многие из которых до этого и в седле никогда не сидели. Никто их них, от взятого силой ремесленника до знатного воеводы, не ожидал, что москвичи дерзнут напасть первыми. Связь с полками прервалась. Густая туча жёлтой песчаной пыли поднялась выше голов. Задние не понимали, что происходит впереди, не знали, в какую сторону им следует двигаться, и продолжали идти вперёд, давя своих же, сброшенных на землю обезумевшими ранеными конями.
Погибшие исчислялись уже сотнями, и все с одной стороны. Новгородцы растерянно вертели головами, начиналась паника. Но бежать было некуда, слева и справа сновали московские всадники. Отчаявшиеся новгородские ополченцы спрыгивали с уцелевших коней и обнажали мечи. Лучников среди них не было, и в москвичей полетели копья, сбив нескольких с седел. Но копья кончились, и пеших новгородцев принялись сечь московские мечи и сабли. Однорукий Потанька носился, как вихрь, вдоль правого фланга противника, внушая своим видом ужас. Глаза его блистали, сабля по самый крыж стала красной от крови.
Дмитрий Борецкий с горестью понял, что Казимер уже не в состоянии повлиять на ход битвы. Он оглянулся по сторонам, ища Селезнёва. Рядом оказался Никита и загородил голову Дмитрия щитом. В обитом шёлком кожаном щите застряла московская стрела. Благодарить не было времени. Борецкий повернул коня и поскакал в хвост войску.
Владычный полк бездействовал.
— Пошто стоите? — накинулся он на воеводу.
— Ты нам не указ, посадник, — хмуро ответил тот. — Владыка не велел меча подымать на великого князя.
Борецкий в ярости хлестнул того плетью по лицу.
— Там братья ваши гибнут! — крикнул он всадникам. — Ужель не новгородцы вы? Судьба господина Великого Новгорода решается ныне! За мной!
Полк подчинился и сперва медленно, затем всё быстрей и быстрей поскакал за Дмитрием, сметая москвичей {40} . Главное войско приободрилось и также двинулось вперёд. За речкой Дрянью вязкий песок кончался, кони ступали на твёрдую почву.
Фома Саврасов поскакал навстречу Борецкому, тот далеко выставил копьё, и оно проткнуло сотника насквозь. Холмский, повелевавший сражением, нахмурился и велел запасному полку двинуться наперерез владычному. Всадники схлестнулись, рубясь мечами.
40
Полк подчинился и сперва медленно, затем все быстрей и быстрей поскакал за Дмитрием, сметая москвичей. — Владычный полк — полк, составленный из людей архиепископа Новгородского и содержавшийся на его средства, имел строгий приказ архиепископа Феофила не вступать в бой с москвичами и воевать только против псковичей. В Шелонской битве полк не должен был участвовать, и большинство летописей сообщает, что так и случилось. Лишь Новгородская IV летопись и несколько зависимых от неё поздних летописей говорят, что часть владычного полка принимала участие в сражении.
Почти всё московское войско с остервенением бросилось преследовать беспорядочно бегущую рать новгородцев, добавляя к числу павших в бою десятки, сотни, тысячи трупов... — В битве на Шелони примерно сорокатысячное новгородское войско потеряло около двенадцати тысяч человек убитыми и две тысячи пленными.
Новгородцы будто опомнились, осознавая, что москвичей гораздо меньше. Те начали терять инициативу.
И тут с улюлюканьем, свистом, дикими воплями выскочили из засады в тыл новгородской рати татарские конники. Вновь засвистели стрелы, повалились на землю убитые.
Ужас объял новгородцев.
Дмитрия Борецкого уже никто не слушал, вскоре он оказался в окружении одних москвичей. Из руки его выбили меч, сбросили наземь, набросили путы. Двое татарских всадников волокли по песку на аркане Василия Казимера. Шум сражения откатывался вниз по течению Шелони. Почти всё московское войско с остервенением бросилось преследовать беспорядочно бегущую рать новгородцев, добавляя к числу павших в бою десятки, сотни, тысячи новых трупов...
Глава десятая
«Летописи республик обыкновенно представляют нам сильное действие страстей человеческих, порывы великодушия и нередко умилительное торжество добродетели, среди мятежей и беспорядка, свойственных народному правлению: так и летописи Новгорода в неискусственной простоте своей являют черты пленительные для воображения. Здесь видим также некоторые постоянные правила великодушия в действиях сего, часто легкомысленного народа: таковым было не превозноситься в успехах, изъявлять умеренность в счастии, твёрдость в бедствиях, давать пристанище изгнанникам, верно исполнять договоры, и слово: новгородская честь, новгородская душа, служило иногда вместо клятвы. Республика держится добродетелию и без неё упадёт.
Падение Новгорода ознаменовалось утратою воинского мужества, которое уменьшается в державах торговых с умножением богатства, располагающего людей к наслаждениям мирным. Сей народ считался некогда самым воинственным в России, и где сражался, там побеждал, в войнах междоусобных и внешних: так было до столетия. Счастием спасённый от Батыя и почти свободный от ига моголов, он более успевал в купечестве, но слабел доблестию: сия вторая эпоха, цветущая для торговли, бедственная для гражданской свободы, начинается со времени Иоанна Калиты. Богатые новгородцы стали откупаться серебром от князей московских и Литвы; но вольность спасается не серебром, а готовностию умереть за неё: кто откупается, тот признает своё бессилие и манит к себе властелина. Ополчения новгородские в веке уже не представляют нам ни пылкого духа, ни искусства, ни успехов блестящих. Что кроме неустройства и малодушного бегства видим в последних решительных битвах за свободу? Она принадлежит льву, не агнцу, и Новгород мог только избирать одного из двух государей, литовского или московского: к счастию, Бог даровал России Иоанна.
...Миновало около двух недель после Шелонской битвы, которая произвела в новгородцах неописанный ужас. Они надеялись на Казимира и с нетерпением ждали вестей от своего посла, отправленного к нему через Ливонию, с усильным требованием, чтобы король спешил защитить их; но сей посол возвратился и с горестию объявил, что магистр Ордена не пустил его в Литву. Уже не было времени иметь помощи, ни сил противиться Иоанну. Открылась ещё внутренняя измена. Некто, именем Упадыш, тайно доброхотствуя великому князю, с единомышленниками своими в одну ночь заколотил 5 пушек в Новгороде: правители казнили сего человека; несмотря на все несчастия, хотели обороняться: выжгли посады, не жалея ни церквей, ни монастырей; учредили бессменную стражу: день и ночь вооружённые люди ходили по городу, чтобы обуздывать народ; другие стояли на стенах и башнях, готовые к бою с москвитянами. Однако ж миролюбивые начали изъявлять более смелости, доказывая, что упорство бесполезно; явно обвиняли друзей Марфы в приверженности к Литве и говорили: „Иоанн перед нами, а где ваш Казимир?" Город, стеснённый великокняжескими отрядами и наполненный множеством пришельцев, которые искали там убежища от москвитян, терпел недостаток в съестных припасах; дороговизна возрастала; ржи совсем не было на торгу: богатые питались пшеницею, а бедные вопили, что правители их безумно раздражили Иоанна и начали войну, не подумав о следствиях».
«И спалили новгородцы все посады вокруг Новгорода, а в Зверинце церковь новая святого Симеона погорела, и Антониев монастырь, и Полянка вся, и Юрьев монастырь, и Городище всё, и Рождественский монастырь с церковью сгорел. И многие беды обрушились на новгородцев: хлеб вздорожал, и не было пшеничной ржи в продаже в то время, ни ржаного хлеба, только пшеничный, да и того скудно. И поднялся на знатных людей ропот, будто те привели великого князя на Новгород, за то Бог-сердцеведец им судья, зачинающим рать и обижающим нас.
А изменника Упадыша новгородцы казнили, потому что изменил Новгороду и хотел зла Великому Новгороду со своими единомышленниками: пять пушек железом забил, за что, награду приняв от искусителя-беса, в напасть впал и в заблуждение пагубное, света лишаясь, как Павел сказал: „Желающие обогатиться впадают во зло“. Как не вострепетал, замышляя зло на Великий Новгород, ты, исполненный коварства? Ради мзды предаёшь врагам Новгород, о Упадыш, сладкой жизни вкусив в Великом Новгороде! О, столько добра не вспомнив, немногого умом достиг ты! О беда, сказать, и беззаконная власть тогда обрела коварное зломыслие и обман нечестивый, не ранами поразить кого-то, но всех в городе погубить и сонму лукавых предать, с которыми тогда сражались. И злочестивому злосчастная гибель. Лучше бы тебе, Упадыш, не бывать в утробе материнской, и не был бы ты назван предателем Новгорода. Но не смог ни достичь свершения своих желаний, ни благословения не захотел, но предпочёл проклятие и получил его; а христианская вера не гибнет, как погибли обманы те непотребные и безуспешное злодейство; Бог по милосердию щедрот своих человеколюбивое долготерпение и незлобивое око от нас не отвратит, — и не оставит благой Бог наш, не предаст нас в сети их и в помышление нечестивых. Проклятия устрашась, братья, плоды покаяния принесём.
Ты же, милостивый Спас, простри руку свою невидимую, отведи нас от всякого зла и будь нам мирным помощником в день печали нашей, когда вострепещет душа наша, видя враждебные силы. Ты же, милостивый Господь, пошли нам от вышнего честного престола Твоего помощь и оружие непобедимое, святой крест, молитвами святой Богородицы и всех святых. Христос начало спасению, конец заблужденьям».