Марионетки мироздания
Шрифт:
Сила удара была огромна, он даже взвыл от боли. Вокруг формировались какие-то силуэты. Бартон чувствовал тепло, ослепительный белый огонь, небо, деревья и дорогу под собой.
Раскинув руки, он лежал на спине, орда крыс и големов Аримана устремлялась к нему, он слышал их яростный писк. Он чувствовал Землю, ее вид, ее звуки и запахи. Бартон вспомнил эту сцену – все выглядело так же, как в ту минуту, когда его поглотил Ормузд.
Время остановилось. Пустая оболочка доктора Мида все еще колыхалась перед ним, высохшая и
– Слава богу, – хрипло прошептал Бартон.
Он пошатнулся и рухнул на землю. Жадные щупальца Аримана ползли к нему по склону, они были уже в нескольких метрах, касаясь обугленных останков крыс, големов и змей, вмиг уничтоженных Ормуздом. Они уже собирались накинуться на него, но им не хватило времени.
Бартон выбрался на безопасное место, присел на корточки и затаил дыхание, видя на фоне неба готового к схватке Ормузда. Ариман, заметив опасность, тряхнул своими щупальцами, как резиновыми ремнями, и они в долю секунды съежились.
Увидев это, Бартон понял, что близится последняя битва.
Когда взошло солнце, фигуры обоих богов были видны по-прежнему и быстро росли. В одно мгновение словно миллиарды взрывающихся солнц оказались в пределах Земли, последовала короткая пауза, затем столкновение. Вся Вселенная содрогнулась, когда они сошлись, подобно борцам: ослепительный свет – это Ормузд, ледяная пустота – Ариман, космический разрушитель, пытающийся поглотить своего брата.
Борьба предстояла долгая; как сказал доктор Мид, она может длиться миллиарды лет.
Целыми роями подлетали пчелы, но это уже не имело значения. Вся Земля была полем битвы, и оно постоянно расширялось, поглощая каждую мельчайшую частицу Вселенной, а может, и не только ее. Крысы испуганно удирали, атакуемые пчелами. Големы тоже бежали, защищаясь своими шпагами, но на каждую их иглу приходилось по пятьдесят разъяренных пчел, и они проигрывали.
Самое интересное, что некоторые големы превращались в кучки бесформенной глины.
Хуже всего было со змеями. Тут и там уцелевшие странники давили их. Бартон с удовольствием отметил голубоглазую блондинку, придавившую змею каблуком. Мир возвращался к норме.
– Мистер Бартон! – раздался тоненький голосок возле его ноги. – Я вижу, вам удалось. Я здесь, за камнем, не хочу выходить, пока опасность не минет.
– Здесь безопасно, – ответил Бартон и опустился на корточки. – Прыгай.
Голем-Мэри быстро вышла из укрытия, и Бартон заметил перемены в ее облике, хотя прошло совсем мало времени. Он поднял Мэри вверх, чтобы лучше видеть, и утреннее солнце осветило ее влажное нагое тельце.
– Трудно поверить, что тебе всего тринадцать лет, – медленно произнес он.
– Потому что это не так, – не задумываясь, ответила она и повернулась к солнцу. – Дорогой Тэдди, понятие возраста в
Бартон окликнул Кристофера, и старик подковылял к нему.
– Мистер Бартон, – прошептал он, – с вами все в порядке?
– Я чувствую себя прекрасно. Но у нас тут возникла проблема.
Изменяя глину, она создавала свое тело, и формы, которые придала себе, были явно женскими. Она уже не походила на девочку, которую он помнил. Впрочем, то, что он помнил, было лишь иллюзией.
– Ты дочь Ормузда, – вдруг догадался Бартон.
– Я Армаити, – ответила маленькая фигурка, – его единственная дочь. – Она зевнула, наклонилась вперед, вытянув руки, и прыгнула Бартону на плечо. – Если вы мне поможете, я попытаюсь вернуть свою обычную форму.
– Как он? – обеспокоенно спросил Бартон. – Ты будешь такая же большая, как он?
Она звонко рассмеялась.
– Нет. Он живет во Вселенной, а я живу здесь. Вы этого не знали? Он отправил свою единственную дочь на Землю. Мой дом здесь.
– Значит, это ты привела меня сюда. И пропустила через барьер.
– Не только.
– Что ты имеешь в виду?
– Я отправила тебя отсюда перед Переменой. Я в ответе за твой спуск, за каждый поворот, сделанный твоим автомобилем. За покрышку, которую ты проколол, собираясь повернуть на Роанок.
Бартон скривился.
– Замена колеса отняла у меня два часа. До мастерских было далеко, а кроме того, что-то случилось еще и с домкратом. А потом было слишком поздно ехать дальше. Нам пришлось вернуться в Ричмонд и провести там ночь.
Снова раздался звонкий смех Армаити.
– Это было лучшее, что тогда пришло мне в голову. Я направляла тебя к долине и убрала барьер, чтобы ты мог въехать.
– А когда я попытался выбраться…
– Он снова был на месте. Он все время там, если кто-нибудь из них его не уберет. У Питера была способность преодолевать его, у меня тоже, но Питер об этом не догадывался.
– Ты знала, что у странников не получится. Знала, что их план реконструкции, их карты, схемы и модели никуда не годны?
– Да, знала еще до Перемены. – Голос Армаити звучал мягко. – Извини, Тэдди. Они годами работали в поте лица над своими планами и макетами, но дорога была только одна. Пока здесь был Ариман, перемирие продолжалось, и Ормузд принимал его условия…
– Пожалуй, этот город того не стоил, – прервал ее Бартон. – Он же был вам безразличен.
– Не принимай это таким образом, – мягко сказала Армаити. – Это была лишь часть целого, но все-таки часть. Борьба охватывает огромное пространство, больше, чем ты можешь себе представить. Я сама не знаю, насколько далеко это простирается, это известно только им двоим. Миллгейт важен, о нем не забыли, однако нужно было…