Мария Федоровна

Боханов Александр Николаевич

Получив это послание, Великий князь Александр несколько раз его перечитал, перецеловал каждую страницу и пришел к заключению, что «никогда, я думаю, невеста не писала своему жениху таких писем, как Минни пишет мне».

Александр постоянно думал о свадьбе. Наконец, 4 июля вернулась Императрица Мария Александровна. Встреча была радостной. Но в первый день поговорить один на один не удалось. Кругом были люди, нескончаемые приемы. На следующий день опять все то же самое: встречи, приемы, трапезы, разговоры с разными посетителями.

Вечером

Наследник записал: «Сегодня ровно неделя, что мы покинули милый Фреденсборг. Какая перемена в жизни. Из такого рая попасть в Петербург, в смертную скуку; решительно не знаю, что делать от тоски и грусти. Единственное утешение и большое — это быть с Мама, да и то не удается мне поговорить с нею на один обо всем, что меня всего более интересует, а именно, когда будет свадьба и когда опять вернусь в милую Данию. Меня так и тянет туда! Я надеюсь на Бога, что он поможет мне устроить все как можно. О Дания! О Минни! Только об этом я и мечтаю и надеюсь, что буду там еще в нынешнем году».

Какое же счастье ему случилось, что будущая жена им горячо любима. И он любим. Цесаревич боялся, что какие-то непредвиденные обстоятельства разрушат эту такую хрупкую еще связь между ним и Дагмар.

Наконец, 10 июля в Петергофе во дворце Коттедж объяснение Наследника с родителями состоялось. Александр показал письма Дагмар, рассказал о своих чувствах, особо подчеркнув, что ему очень хотелось бы ускорить свадьбу. Мария Александровна сказала, что ей тоже этого бы хотелось, но она не знает, как бы это намерение поделикатней и получше осуществить, решив немедленно написать Королю и Королеве об этом.

Цесаревич не сомневался, что Король и Дагмар будут целиком на его стороне, но вот Королева… Здесь возникала неуверенность, так как «мама Луиза» была слишком щепетильна, слишком придавала большое значение формальной стороне дела, и не исключено, что у нее могли возникнуть возражения. В этих видах сын попросил мать составить послание в сильных, решительных тонах, что Мария Александровна и обещала. Они все подробно оговорили и пришли к заключению, что Минни могла бы приехать в сентябре, с тем, чтобы свадьба состоялась в октябре.

Затем потянулись дни ожиданий и надежд. Днем учения в Красном, по вечерам посиделки у Мама, театр и чтение романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Александра в это время и очень занимали события австро-прусской войны, принимавшей в Германии характер гражданской. Сообщения о деталях сражений, о разорении городов и целых районов, о кровавых жестокостях постоянно поступали в Россию как от дипломатических представителей, так и по иным каналам. В один из дней он узнал, что сгорел Киссинген, тихий и мирный курортный городок, где он бывал с Мама. Это известие его расстроило.

В том месяце дни тянулись для Александра необычайно медленно. 27 июля был день рождения Императрицы Марии Александровны — ей исполнилось 42 года. А накануне прибыл гонец из Копенгагена, полковник О. Б. Рихтер (1830–1908), с письмами и с долгожданным известием о том,

что Датские Король и Королева согласны, чтобы свадьба состоялась осенью. Радость была великая у Цесаревича. Он получил несколько фотографий Минни и с удовольствием их показывал близким, и не мог не заметить, что особенно пристально и долго их изучает отец.

Дагмар написала и Александру, и Императору. Своему жениху она сообщала: «Я надеюсь, что ты доволен и что ты мне признателен за то, что я готова без промедления, в любой момент покинуть родительский дом только ради тебя, моя душка. Твое письмо так тронуло меня. Видя, как нежно ты меня любишь, я могу быть бесконечно признательна за это Богу, за все то добро, которое Он послал мне. Ты, конечно, можешь понять, мой ангел, насколько это грустно для меня так быстро собраться и покинуть отцовский дом. Ведь я надеялась остаться здесь еще на зиму. Но я уверена, что найду настоящее счастье подле тебя, милый Саша!!!!»

Письмо Датской Принцессы Царю было выдержано в несколько иной тональности, но общий смысл его был тот же: «Мое сердце теперь разделено на две равные части. Счастье для меня — побыть еще несколько месяцев в родительском доме. Сначала Вы позволили мне лелеять эту надежду, но затем своими письмами внезапно отняли ее. В то же время желание оказаться в среде моей новой семьи, которое я уже лелеяла в себе давно, наполняет меня какой-то тягостной неуверенностью. Но так как решение уже принято, я с радостью и счастьем думаю о будущем и надеюсь, что Вы найдете во мне дочь, достойную Вас».

Последующие недели были для Цесаревича полны разнообразных забот. К тому, что было раньше: встречи, военные учения в Красном, присутствие на докладах у императора, вечера у императрицы, беседы с друзьями, чтение, прибавились и новые. Они были связаны с будущей семейной жизнью.

До того Александр жил вроде бы и самостоятельно, но под крылом родителей, а теперь надлежало готовиться к устройству семейного гнезда, собственного дома, куда он должен привести свою Минни. Александр II и Мария Александровна договорились с сыном, что ему переходит Аничков Дворец. Это было большое здание в самом центре Петербурга на берегу реки Фонтанки. Дворец боковым фасадом выходил на главную магистраль столицы — Невский проспект и был окружен тенистым парком. Это здание очень нравилось Александру, и он с энтузиазмом принялся за обустройство.

Дворец несколько обветшал, требовалось быстро и основательно его отремонтировать. Большое значение новый хозяин придавал оформлению церкви и это важное дело поручил своему учителю рисования художнику Алексею Петровичу Боголюбову (1824–1896), известному своими пейзажами и картинами сцен морских сражений.

По заданию Императора Александра II Боголюбов написал серию картин по истории русского флота, весьма понравившихся венценосцу. Позднее в городе Саратове организовал картинную галерею имени известного вольнодумца XVIII века Александра Радищева, которому приходился внуком.