Мария

Сергеев Иннокентий

Из моего письма, 12. 11. 89 г.

"Труднодоступно для понимания! Как тебе это нравится?

Я не видел, чтобы в чьей-нибудь квартире драгоценности валялись бы где попало, на полу или на кухонном столе, а стекляшки хранились бы под семью замками. Чем возвышеннее, чем вдохновеннее произведение, тем меньшему числу людей оно доступно. Это же так естественно!

Печать гения не доступна зрению и слуху того, в ком гениальности нет ни на грош".

Из моего письма, 20. 11. 89 г.

"Выродившееся

племя! Несчастное выродившееся племя. Если в один день вся их планета взлетит на воздух, никто кроме них не будет в этом виноват. Хотя смеяться по этому поводу тоже непорядочно. Как ты думаешь?

К тому же им тяжело. Ведь человек несет на своих плечах груз всей Вселенной".

Из моего письма, 25. 11. 89 г.

"Почитай только, что эти кретины пишут в своих идиотских статейках!"

Из письма Марии, 30. 11. 89 г.

"Ты переживаешь, что до людей не доходит то, что ты говоришь, и при этом злишься, когда в газете или журнале печатают какую-нибудь глупость. Ты ведешь себя не слишком разумно, ты не находишь? Прошу тебя, не принимай все так близко к сердцу.

Сэгви иль туо корсо э ляшья дир ле дженти".

Из письма к Марии, 07. 12. 89 г.

"Данте... его оценки не всегда на высоте его небес. Мне не по душе его догматизм. И все же, нельзя упрекнуть его в непоследовательности. Ему удалось сделать то, что удалось сделать лишь очень немногим (Баху, Битлз, Ньютону и т. д.) - создать замкнутый объем, создать мир предсказуемых реакций... Мне нравится у него фраза: "Мы - звезды во тьме". Кажется, из "Чистилища", не помню номер стиха".

Из моего письма, 13. 12. 89 г.

"Я как бездомная собака. Всякий дурак может швырнуть в меня камень. Или пнуть ногой. А теплее всего лежать оказывается на канализационных люках".

Из письма Марии, 31. 01. 90 г.

"С твоей стороны не очень-то любезно так долго не писать".

Из письма Марии, 14. 02. 90 г.

"Я тревожусь за тебя. Что случилось? Почему ты не пишешь?"

Из письма Марии, 26. 02. 90 г.

"Что случилось? Неужели так трудно чиркнуть хоть пару строчек?"

Из моего письма, 23. 02. 90 г.

"Я гений. Впрочем, когда так метет, и из серого неба валит серый снег на серый асфальтобетон, трудно судить. Остается лишь уповать на это".

Из моего письма, 06. 03. 90 г.

"Надо быть искренним до конца. Неискренность - тревожный симптом. Но быть искренним - значит быть беззащитным. Что это?"

В голову упорно лезет какой-то мужик. Будто бы он смеется и фокус на столе показывает с разноцветными горошинами, смотрит на меня, а я на руках у Марии. Он достает трубку, но Мария говорит: "Не курил бы ты здесь. Ребенок все-таки".

И он уходит на балкон, а в небе облака.

Первый раз это появилось после того, как я увидел пластинку Телеманна. На ее конверте какой-то тип с виолончелью

ухмылялся, такой довольный, как будто он и есть Телеманн собственной персоной.

В тот день на "Октябрьской" что-то невероятное творилось. Никогда не видел такого количества немецких пластинок, ошалел с непривычки и нахапал от души. А потом поехал на вокзал встречать Лиду.

Раз я помню слова, то значит, я говорил уже? Сколько же мне было лет? И что это за мужик такой?

Чувствую, не вытерплю, спрошу у Марии.

Из письма Марии, 23. 03. 90 г.

"Мне кажется, ты слишком резок, и это еще больше будет настраивать против тебя всех. Вряд ли они заслуживают ненависти, ведь они так несчастны. Правда? Старайся избегать ненависти. Постарайся. Я знаю, как это трудно".

Из письма к Марии, 28. 03. 90 г.

"Я всегда буду говорить только то, что думаю. А как к этому отнесется кто-то там, это его проблема, а не моя. Я не отвечаю за людское пристрастие к лицемерию и лжи. Они так привыкли лгать себе, что им не остается ничего другого, как лгать друг другу. Они так привыкли лгать друг другу, что им не остается ничего больше, как лгать самим себе".

Из письма к Марии, 06. 04. 90 г.

"Я устал без конца превращаться в железо. Мне надоела роль железного дровосека. К тому же, в отличие от него, у меня есть сердце.

...Они, может быть, и не против оставаться скотами, но я вовсе не хочу, чтобы они угробили землю. На ней, между прочим, живу и я. Но это еще ладно. На ней живешь ты".

Из письма к Марии, 21. 04. 90 г.

"Есть вещи, с которыми я не могу мириться, но я ни с кем не хочу воевать. Есть вещи, вызывающие у меня презрение, но я не презираю людей. Как мне это объяснить им?"

Из моего письма, 24. 04. 90 г.

"Меня блокируют со всех сторон. Только непонятно, зачем".

Из моего письма, 29. 04. 90 г.

"Какая унылая жизнь у бедных иностранцев! Разъезжать и осматривать наши засаленные достопримечательности".

Из письма к Марии, 03. 05. 90 г.

"Те, кто играют на животных инстинктах, легче добиваются понимания. Как это ни печально. А впрочем, какое мне дело до них!

P. S. Я люблю тебя".

Из письма Марии, 13. 05. 90 г.

"Чтобы плыть, нужно забыть про глубину. Помнишь нашу поездку?

P. S. Я всегда любила тебя".

Разве это можно забыть? Разве это можно вспомнить до конца?

Из письма к Марии, 06. 05. 90 г.

"На автотрассе великих кумиров время утомительно как навязчивое тесто пейзажа, и машины терзают закат, заставляя его не кончаться".

Из письма Марии, 08. 06. 90 г.

"Ты опять не на шутку замолчал".

Из моего письма, 08. 06. 90 г.

"Посылаю тебе новое стихотворение. Кажется, получилось неплохо".

Из моего письма, 19. 06. 90 г.