Марш 30-го года
Шрифт:
– А где Ганкевич, почему его нет на собрании?
Председатель немедленно посылает за Ганкевичем пацана. Ганкевич приходит смущенный и злой.
– Я работал двенадцать часов в сутки, разве я отдыхал когда# 38 . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В левом здании будут спальни на триста человек, больничка, вешалка и кое-какие подвалы. В правом здании расположится в двух этажах новый завод - завод ручных электросверлилок.
Центральное здание все придется перестроить: кухню опустить в подвал, за счет классов внизу и коридора
Косалевич добивался на Правлении:
– Нельзя ли коммунаров раньше отправить куда-нибудь, чтобы раньше начать перестройку?
Но в Правлении сказали: нельзя никуда отправлять, нужны большие средства, нужно сейчас работать, уедут коммунары только пятнадцатого июля.
В этом проекте самым увлекательным был завод электросверлилок.
Мы видели уже эту электросверлилку, инженеры достали где-то заграничную: аллюминевый кожух, ручка, собачка, все вместе немного похоже на револьвер, только больше - сантиметров сорок в длину и цилиндричнее. Внутри моторчик, механизм, шестеренки - внутренность еще мало понятная, но говорили инженеры, что в работе нужна точность до одной сотой миллиметра. Если эту сверлилку разобрать, получается много деталей. Одних названий деталей сто одно.
До сих пор сверлилки эти привозились к нам из Америки, Австрии, платили за них золотом. Коммунары на сверлилку смотрели со страхом и уважением:
– Это тебе не масленка, тут тебя один моторчик слопает с потрохами. Одная сотая миллиметра - какие очки надевать нужно?
– Правда, что у нас мастеров таких пока что нету, а все-таки сделаем, вот увидите, сделаем, еще как...
Все это дело: и новые здания, и новый завод, и новые коммунары, все это представлялось в далеком тумане, но не туманом уже были ряды кирпича, обступившие коммуну со всех сторон, пирамиды песка, сосновые бараки для рабочих, начальник строительства Вастонович. А в конце марта пришли люди с топорами и хватили ими по нашему милому саду. Из пацанов кто-то ахнул:
– Сад? Ой, жалко ж...
– Чего ты трепыхаешься?
– сказал кто-то из старших.
– Яблок жалко? Так яблоки, это что? Яблоки - это баловство, а тут тебе электросверлилка...
Пацаны не успевали, впрочем, переживать как следует все, что им выпало на долю в это время. Слишком много было потрясающих впечатлений, а впереди еще поднимались кавказкие горы. Не успели вырубить сад, как начали копать котлованы для фундаментов, а в начале апреля на нас навалилось новое дело: постройка дороги.
О дороге к белгородскому шоссе мы хлопотали давно. Нужно было проложить мостовую длиной в километр с четвертью, а сейчас мы положительно изнемогали от бездорожья. Даже пешеходы добирались до шоссе ценою великих страданий и сложной обходной стратегии. Ведь вы знаете, что такая старая российская дорога? Это такое место, которое меньше всего приспособлено быть дорогой. Так вот именно такая дорога отделяла нас от белгородского гудронного шоссе.
В течение зимы совет
И к весне Коммунхоз, наконец, сжалился над нами и приступил к прокладке дороги. Начались земляные работы, свозили камень. С земляными работами сразу обернулось очень плохо. Нужно было сделать выемку длиной до полуверсты - для этой работы наняли даниловских и шишковских крестьян и платили им по поденному расчету, а по сдельному они ни за что не хотели работать - слишком для них подозрительным показался кубический метр.
Посмотрели мы с недельку на эти земляные работы и головы повесили: при таких темпах дорогу окончат не раньше конца пятилетки. Еще прошла неделя. В общем собрании заговорили:
– С такой работой нечего возиться. Либо бросить все дело, либо искать новых рабочих.
– А где ты их найдешь?
Пришел в собрание и десятник с дороги и сказал:
– С дорогой плохо, прямо вам говорю.
Кто-то из коммунаров спросил:
– А если бы нам взяться за дело?
Десятник улыбнулся высокомерно:
– Что вы, разве это детская работа?
– Какие мы дети!
– обиделся Грунский.
– Хорошие дети...
– Сколько там у вас больших, а малышам будет трудно. Знаете, земляная работа, она...
Так собрание и кончилось ничем. У себя я сказал десятнику:
– Жалко, разумеется, отрывать ребят от производства, но вы знаете, если бы ребята взялись, за шесть дней выемку бы окончили.
Десятник и теперь не поверил, а через три дня снова пришел ко мне и сказал:
– Что ж, надо прекращать работу. Это волынка обходится дорого, и к осени дорогу не окончим.
– А не потрубить ли нам, Василь, совет?
– спросил я Дорошенко.
Дорошенко подумал, подумал:
– Насчет дороги? А как же с промфинпланом будет? На дорогу нужно не меньше десяти дней.
– Десять дней?
– удивился десятник.
– Голубчики мои, да это ж прямо чудо... Давайте...
– Потрубить можно. что ж, - сказал Василь.
Потрубили. Командиры задумались:
– Десять не десять, а на неделю придется закрыть производство.
Соломон Борисович разволновался до истерики:
– И что вам в голову приходит? Откуда такое приходит в голову? Десять дней, это по себестоимости на сорок тысяч рублей продукции. Что такое? Вы соображаете своей головой?
– А если останетесь совсем без дороги?
– сказал десятник.
– Как без дороги? Без дороги нельзя...
– Соломон Борисович, - сказал кто-то, - если мы не выполним промфинплан, тогда можно будет в июле лишний час прибавить, да мы и так выполним...
– Надо не выполнить, а перевыполнить...
– И перевыполним...
– Ну, делайте как хотите, - сказал Соломон Борисович.
Совет командиров постановил: отдать на дорогу одну пятидневку за счет производства и за счет учебы, - значит, по 8 часов в день. В школе у нас дела шли хорошо.
– А лопаты будут?
– спросил я десятника. На сто пятьдесят человек!