Маршал Блюхер
Шрифт:
Блюхер достал большой лист бумаги в мелкую клетку, размашистым красивым почерком написал Обращение к личному составу партизанской армии. Перечитал, красным карандашом старательно подчеркнул слова: «…Всем боевикам и командному составу необходимо приложить все усилия для выполнения поставленной задачи по прорыву, помня, что наша неудача поставит нас в безвыходное положение, успех же сулит нам выход и соединение со своими войсками, обеспеченный тыл, налаженное довольствие и базу снабжения огнестрельными припасами. Командному составу разъяснить боевикам важность предстоящей операции…» [19]
19
ЦГАСА, ф. 7141, оп. 1, д. 1, л. 66.
И не только командный состав должен вести разъяснительную работу. Надо поднять коммунистов–агитаторов.
Блюхер разбудил спящего на лавке
— Слушай, Миша, это обращение надо быстренько размножить и разослать по полкам и специальным командам. И еще задание: передай секретарям партийных ячеек — пусть поговорят с народом о прорыве позиций белых у Иглино.
Теперь нужно было решить, кому поручить выполнение боевого плана. На главное направление надо поставить Верхнеуральский отряд Ивана Каширина. Рейд на Юрмаш, а по существу на Уфу, следует поручить Томину. Ударить внезапно, нагнать страху — это ему по душе. Противник может по железной дороге подбросить свежие части из Златоуста. Надо лишить его этой возможности. Поручить командиру Архангельского отряда Дамбергу овладеть селом Ново–Троицкое и разъездом Кудеевка, взорвать путь и мост через речку Улу–Теляк.
Блюхер вызвал начальника штаба Леонтьева и продиктовал приказания командирам отрядов.
Вечером Блюхер решил проверить, проводятся ли политические беседы.
Было тепло. Радовала тишина, такая редкая и такая желанная. У колодца на траве сидели и лежали бойцы. На высоком камне удобно расположился агитатор в выцветшей солдатской гимнастерке и вел неторопливый рассказ. И первая услышанная фраза заставила Блюхера затаиться, сесть на землю.
— …И поехали мы с Пашей Федосеевым в Москву, к самому Владимиру Ильичу Ленину. Колесили мы, колесили, прибыли в столицу. И сразу подались к коменданту. Глянул в наши документы, понял, на что целимся, и определил в гостиницу. В бывшие номера Михеева, что на Тверской улице. Утречком получили пропуска в Кремль. Полетели на полный разгон. Дошли до комнаты, в которой Ленин сидит, и вот тут шибко оробели. Ведь это же не простой человек — Ленин!
— Что и говорить. Ленин один на весь свет, — сказал боец в сером пиджаке и в соломенной шляпе.
— Да, потерлись мы немножко у двери и вошли этак бочком, бочком. И видим — навстречу нам поднимается человек. Росту, скажу прямо, небольшого, но плотный такой, коренастый, и приветливо так, ну как старый добрый знакомый, улыбается и протягивает руку. И, поверьте, как-то сразу снял все страхи. Дело пошло как нельзя лучше. Усадил нас Ильич, расспросил, откуда мы и зачем пожаловали. Интересовался, как мы Дутова из Верхнеуральска выгнали и в Тургайские степи шуганули. И еще просил про наши рабочие отряды рассказать: и сколько бойцов, и много ли среди них партийных, значит большевиков. И что-то все записывал и легонько так поправки делал, когда мы сбивались или чего-то не договаривали. И смекнули мы, что Ленин знает наши уральские дела куда лучше нас. Сколько мы вот так, по душам, беседовали, сказать не могу, только вытащил Владимир Ильич часы из жилетки, покачал головой и говорит: «Извините, товарищи уральцы, сейчас я должен пойти на совещание. Приходите завтра, часиков так к восьми. Пропуск будет заказан». И проводил до двери. Вышли мы, понятно, довольные, а тут комендант подскочил и вручает нам два билета на оперу «Русалка». Так нежданно–негаданно в первый раз в Большую оперу попали и слушали знаменитых артистов: Шаляпина, Нежданову, Собинова. Из театра вышли поздно. И вот на Кузнецком мосту навалилась на нас большая неприятность. Зацапали патрульные. «Кто такие, — вопрошают, — почему с оружием разгуливаете?» Мы им мандаты суем. А они шибко грамотные: «Верхнеуральское разрешение в Москве силы не имеет». И повели нас, голубцов, до пикета. Идем, а все внутри кипит. Коснись каждого из вас — как это оружие отдать? Загорелся я, напираю на начальника: «Мы по государственному делу прибыли к самому Ленину. Разрешите, позвоню кому следует». Начальник говорит: «Звоните!» И тут нам шибко–здорово повезло. Слышу в трубке голос, такой приятный и с легкой картавинкой. Я, значит, нервозно жалуюсь, а он выслушал и спокойно так говорит: «Передайте трубочку начальнику». Тот вскочил, в струнку вытянулся. Слышим: «Так точно. Будет исполнено, товарищ Ленин. Извините, что побеспокоили в такой неприемный час». И верно, полночь. Вся Москва сны смотрела, а Ленин не спал, потому как он за нас с вами и за всю страну в ответе. И что вы думаете — начальник машину дал — до нашей гостиницы. Тут мы с Пашей и смекнули: наверное, это Ленин посоветовал нас подвезти, время-то неспокойное. Сам-то начальник не догадался бы на такую мелкую сошку внимание обратить. Ни чинов у нас, ни титулов, простые рабочие люди. И вот вы, товарищи дружинники, задумайтесь над этим самым моментом. Вникните в корень. Ленин тем и велик и дорог нам, что всем сердцем, всей душой болеет за трудовой народ, это значит, за нас с вами. Я думаю, в этом и есть главная сила Ленина. Вникли? А теперь дальше пойдем. На чем я остановился-то?
— Прикатили на машинке в гостиницу.
— Ага, совершенно верно. А утром опять пошли на прием. И знаете, с чего начал разговор Владимир Ильич: с ночного происшествия — и попросил показать разрешение на оружие. Прочел и отмечает: «Порядок есть порядок. Не обижайтесь, пожалуйста. Документы дооформим по всем правилам патрульной службы». И начал расспрашивать про отряд и командира. А командующим
— Так и сказал?
— Понятно, сказал. Владимир Ильич улыбнулся: «Это великолепно: сын атамана честно служит Советской власти». А потом мы говорили о том, как исполком связан с поселками и станицами и как вербуем добровольцев в красные дружины. И дошли до хлеба насущного. И тут Ленин в лице заметно изменился и прямо приказывает нам: «Весь хлеб взять на учет. И в скирдах и в амбарах у богатеев. Это нужно сделать незамедлительно. Это архиважно, товарищи уральцы. Москва и Питер голодают. Да, кстати, вам талоны на питание выдали?» Отвечаем: «Выдали, да только супчик жидковат. Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. Хорошо, что свои харчишки захватили». Ленин наклонил голову и говорит: «Вот, вот! Сами убедились, как скверно питаются москвичи. Приедете на Урал, расскажите землякам, как мы тяжело живем, и попросите от моего имени, от имени Совнаркома ускорить отправку хлебных эшелонов в центр страны. Это самая важная, первоочередная задача». Дошло время и до нашей просьбы. Владимир Ильич пообещал направить на Урал оружие и боеприпасы и распорядился выдать нам пять миллионов рублей на военные и хозяйственные дела [20] . Пожелал доброго пути и успехов. И руку пожал, вот эту самую.
20
См. «Челябинский рабочий», 5 августа 1959 г.
И выбросил вперед ладонь —широкую, грузную, желтоватую от давних, затвердевших мозолей. Потом не спеша достал платок, вытер лицо.
Кто-то тихо попросил:
— Товарищ Константинов, а как дальше-то было?
— Дальше все яснее ясного. Получили мы в Госбанке пять миллионов. Подумать только, доверие-то какое— пять миллионов! Сами, конечно, не повезли. Отправили в Верхнеуральск с конвоирами. А сами подались до дому. Приехали двадцать второго мая под самую-то чехословацкую заваруху. И малая война стала большой. К чему я завел этот длинный разговор? По народу контра пускает подлые слухи: дескать, Ленин сбежал за границу и в Москву вернулись старые порядки. Я знаю Ленина и такую гнусность отметаю начисто. Ленин в Кремле. Ленин на своем посту. Ночами не спит, голодает вместе со всеми и думает, как скорее разбить неприятелей всех мастей и установить мир, по которому все мы шибко соскучились. Ленин и про нас понятие имеет. И верит нам и надеется на рабочих Урала. Надо все это сердцем понять. И выполнить свой долг. Завтра мы пойдем в решающий бой и вырвемся из этого окаянного кольца на волю. Получим боеприпас и со своими пойдем на Урал. До победы. Так ли я говорю, товарищи дружинники? Может, вопросы есть какие?
— Правильно сказано.
— Все ясно. Пока не победим, дома не быть.
Блюхер потер онемевшую ногу, выждал, когда бойцы стали расходиться, подошел к Константинову.
— Слушал вас и радовался. Это и есть агитация фактами. Вы сегодня еще разок выступите. Счастливый вы человек, с Лениным разговаривали.
— Да я рассказываю-то не все гладко…
— Хорошо, хорошо. Простите, как вас зовут?
— Василий Алексеевич.
— Благодарю вас, Василий Алексеевич.
— Так ведь я коммунист. Сегодня все партийные выступают. Решается вопрос жизни или смерти.
— Только жизни! — твердо произнес Блюхер.
Красногвардеец Василий Алексеевич Константинов
Пропала усталость. Верно сказал Константинов — сегодня все партийцы выступают. И Блюхер с радостью и глубоким волнением как бы увидел беседующих с дружинниками своих верных и постоянных помощников на трудном тысячеверстном пути — старых большевиков Петра Зудова, Леонида Вейнштока, Петра Опарина. Они участвовали в трех революциях, встречались с В. И. Лениным, им есть что рассказать бойцам. В этот час взволнованно и горячо зовут бойцов к победе Петр Гузаков, Сергей Попов, Ефим Михеев, Иван Козлов, Федор Сызранкин, Никита Шкаев, Василий Федин, Федор Ландграф, Егор Кандалов, Венедикт Ковшов, Василий Зудов, Николай Беляков, Владимир Колобаев, Александр Еарабарда, Федор Калмыков, Михаил Федосеев, Григорий Пивоваров, Михаил Дублистов, Матля Шойхет и сотни других агитаторов. На венгерском языке разговаривает с земляками Иштван Сугак, на китайском— Ли Хун–чан, на латышском — Карл Матуз, на эстонском — Пауль Варес, на башкирском — Сибагат Нуркиев.
…Вдохновленные призывами большевиков, на рассвете 29 августа бойцы пошли в бой.
Умело используя лощину, рейдовая группа Троицкого отряда ворвалась в село Юрмаш.
Напряженно, тяжело проходило сражение на позициях у станции Иглино. Разведав местность, Иван Каширин приказал командиру Белорецкого полка Алексею Пирожникову атаковать станцию.
В бинокль Каширин видел, как первый батальон спустился с пригорка и двинулся к полотну железной дороги. Стояла какая-то непонятная, мирная тишина. И, ободренные этим безмолвием, дружинники побежали к насыпи.