Маршал Конев

Борзунов Семен Михайлович

После всего, что произошло, она перестала верить кому бы то ни было. Это понимал, видимо, и парень, оказавшийся с ней в одном сарае. Он отполз в сторону и на какое-то время замолк. В наступившей тишине за стеной отчётливо слышались шаги часового. Наташа прикрыла глаза, но уснуть, Несмотря на крайнюю усталость, она не могла. Тело ныло от побоев, было трудно дышать. И всё же Круглова пыталась спокойно обдумать положение и что-то предпринять. После всего того, что с ней произошло, она замкнулась, ушла в себя и оказалась одна-одинёшенька во враждебном мире. За последнюю неделю юная разведчица уже жестоко ошибалась дважды. Что это? Её неопытность, невезение или стечение

обстоятельств? А может быть, и то, и другое, и третье? Вправе ли она теперь кому-либо доверять? И что изменится от того, поверит она на этот раз или не поверит? Если не поверит, то шанса вырваться из этого ада действительно уже не будет. Но может оказаться и другое: она попадёт к настоящим друзьям. Ещё одна провокация ничего не изменит в её и без того бедственном положении. А если упустит возможность вырваться на волю, то конец всем её надеждам и мечтам.

Как только стемнело, парень снова приблизился к Наташе.

— Постарайся уснуть, — сказал. — Нам надо сберечь силы для побега. Поверь, я такой же страдалец, как и ты, и ищу спасения. Слышишь?

— Да, — через силу прошептала Наташа.

Она долго ещё лежала, прислушиваясь к шорохам ночи, и думала о том, правильно ли понял её парень: прозвучавшее «да» — согласие на побег, или знак доверия, или только подтверждение, что она слышит его? Наташа задремала, но вскоре встрепенулась от осторожного толчка в плечо.

— Пора! — тихо, но решительно сказал парень. Наташа машинально подчинилась. Поднялась, встала к стене, дожидаясь, пока парень отодвинет заранее оторванные и едва державшиеся доски сарая. Затем шагнула вслед за ним в образовавшийся проход и беззвучно выполняла все его приказания. Она всё ещё не верила в реальность избавления от свалившейся на неё беды, но слушала все команды и покорно исполняла их.

Способность понимать происходящее Наташа обрела лишь после того, как, сняв часового, парень вернулся к ней и сказал:

— Возьми автомат. Пойдём к лесу. Не отставай. Будь внимательна: поглядывай, нет ли погони.

До леса они добрались без приключений. Но у первого же дерева последние силы оставили её. Сказались чрезмерное нервное напряжение, усталость, перенесённые страдания, муки и голод. Она упала на мягкую землю, и ничто не могло сдвинуть её с места.

— Ты иди, иди, — шептала она пересохшими губами. — Иди, а я отдохну и догоню тебя. Обязательно догоню...

Парень не стал её уговаривать. Видя тяжёлое состояние недавней пленницы, он взвалил её на плечи и понёс. Когда очень уставал, осторожно опускал девушку на землю и садился рядом, вглядываясь в её лицо. Он только сейчас смог увидеть, как она молода и красива.

Уже совсем рассвело. И когда после очередной остановки парень вновь хотел взвалить её на плечи, Наташа запротестовала.

— Я пойду сама, — тихо проговорила она. — Береги силы.

— Тогда обопрись на моё плечо, — предложил парень, и Наташа с благодарностью посмотрела на него.

Молодой человек шёл уверенно — видно, хорошо знал здешние места. На очередном привале, когда беглецы отдыхали, прислонившись спинами к берёзе, она спросила:

— Давай хоть познакомимся: как звать тебя? — Зовут меня Гришей. Григорий Крылов.

— А меня — Наташей. Это моё настоящее имя.

— Я понимаю. Спасибо за доверие. Скоро мы придём. Девушка впервые за последние две недели улыбнулась.

...Улыбнулась она и сейчас, когда услышала его голос:

— Наташа Круглова к командиру!

— Иду, Гриша, иду, — отозвалась она.

То, что сообщил немолодой уже руководитель

партизанского отряда, дислоцировавшегося во львовских лесах, её порадовало: она получила новое задание. Наташа почувствовала, что командир опечален тем, что не пришёл связной из Львова от профессора Нечаева. Многие сведения, собранные подпольщиками, хранились у него, как у человека, стоящего вне подозрений. Именно этой ночью предстояло переправить их из Львова, пока ещё занятого немцами. У профессора имелись последние данные о противнике, засевшем в городе. В отряде тоже есть карты, схемы оборонительных укреплений. Их и надо доставить в штаб 1-го Украинского фронта — Коневу. И как можно быстрее.

Командир пристально взглянул на девушку, сделал паузу и сообщил своё решение:

— Придётся вам, Наташа, перейти ночью линию фронта. Мы дадим надёжного провожатого. Он хорошо знает местность. Доведёт вас почти до окопов. А там поступайте по обстоятельствам. Лучше нащупать проход, где противника нет. Думаю, что сейчас, когда всё находится в движении, сплошной линии обороны не существует. Это поможет вам выполнить задание.

— Юрий Михайлович, меня не надо убеждать, — ответила Наташа, поднимаясь со стула. — Я готова. После того, что я пережила...

— Успокойтесь, не надо вспоминать. Я и не убеждаю вас. Знаю вашу исполнительность. Но, как старший, хочу дать совет.

— Слушаю вас, — сказала Наташа, усаживаясь на стул.

— Хорошо запомните маршрут. Все данные — их вам передадут в штабе — зазубрите наизусть. Вы недавно учились в школе, дело это вам знакомое.

Наташа молча кивнула.

В путь они вышли в сумерках и к утру благополучно достигли почти переднего края. Немцы явно нервничали. Это чувствовалось и по тому, как часто освещали они свои окопы ракетами, и по раздававшемуся то в одном, то в другом месте дробному перестуку автоматов и пулемётов. По логике фронтовой обстановки, которую Наташа уже научилась понимать, гитлеровцам следовало бы сидеть молча, а они со страху то и дело пускали ракеты, видимо, подавая сигналы друг другу, как бы говоря: «Я ещё жив, держись и ты, Фриц!» Но именно из-за этих постоянно висевших над передовой осветителей разведчиков обнаружили. Завязался бой. В этой кутерьме Наташа потеряла напарника. Получил ли он ранение или убит, она не знала, и ей пришлось пробираться дальше одной. Тут разведчица добрым словом вспомнила командира партизанского отряда, который подробно инструктировал её, разъясняя, как надо преодолевать передний край противника.

Восток уже алел утренней зарей, и Наташа, ориентируясь на этот манящий свет, пробиралась по опушке малолесья, маскируясь невысоким кустарником. Вдруг ей послышалось, будто поблизости хрустнула ветка. Вслушиваясь в тишину, она остановилась, огляделась. Справа раздалась короткая автоматная очередь. «Немцы, — подумала Наташа, — но они, видать, далеко от меня». Не обнаружив ничего подозрительного, она сделала несколько шагов вперёд и тут же упала на землю под тяжестью навалившегося на неё человека. Наташа попыталась вырваться, но сильные руки прижали её к земле.

— Вот, гад, кусается, — раздалась русская речь. — Держи, Вань, за ноги... Повезло нам с тобой. Легко добыли «языка»...

Ноги пленницы быстро обкрутили ремнём, стали заламывать руки за спину. Невыносимая боль сковала её тело, и она крикнула:

— Больно! Ошалели, что ли? Пустите меня! Руки, державшие её, сразу ослабели.

— Вань! Ты слышишь, фриц-то по-нашему балакает. Тот, кого называли Ванькой, с ехидцей ответил:

— Тишка, да ведь это баба. Ей-ей, баба! Вот отличились!