Маршал Ней: Храбрейший из храбрейших

Перрен Эрик

— Не имеет значения! — кричит Ней. — Атакуйте с тем, чем располагаете. Раздавите их. Я пошлю за вами все кавалерийские части, что есть под рукой… Вперёд! Не медлите!

Келлерману остаётся подчиниться и предпринять то, что генерал Фуа справедливо назовёт «атакой безумцев». ^{384} Как всегда, маршал находится в самом опасном месте, в центре вражеского огня, который выбивает целые шеренги. Все офицеры его штаба либо убиты, либо ранены, либо остались без лошадей. Под самим маршалом убиты уже три лошади. Солдаты видят его со шпагой в руке, с побагровевшим лицом, в самом жарком месте боя во главе передовых атакующих отрядов. Совсем как под Бородино, кажется, что его пламенеющая шевелюра опалит каждого, кто приблизится. Наполеон передаёт ему, что, если он не может сломить англичан, то должен их хотя бы удержать. Ситуация Нея становится

драматической, у Веллингтона уже двойное численное превосходство. Ней бросается в ряды стрелков Фуа: «Мы устоим!» Обескровленные французы, несмотря ни на что, выдерживают лобовой удар англо-батавских [109] частей. С наступлением темноты бой затихает. Ничья! В общем, обе армии остаются на тех же позициях, что и утром. В тишине, красноречиво отражающей разочарование и той, и другой стороны, маршал ужинает с Жеромом Бонапартом, Флао и ещё несколькими офицерами. Их «ужин» при свете свечей, воткнутых в бутылки, состоит из ломтей хлеба, разложенных на доске, пристроенной на бочках. [110] К часу ночи Флао прибывает во Флёрюс, чтобы подробно доложить Императору о сражении при Катр-Бра. Дело в том, что за весь день Наполеон не имел никаких сведений о положении на левом фланге. «Я доложил ему о сражении, — скажет впоследствии Флао, — и, несмотря на мою привязанность к маршалу Нею, был вынужден признать, не имея возможности объяснить причину, что дух маршала сильно изменился, он даже показался мне не тем человеком, которого я знал раньше». ^{385}

109

Батавия — другое название Нидерландского королевства. В состав армии Веллингтона входили как британские, так и голландские войска. — Примеч. науч. ред.

110

Свидетельства капитана Альфе Бурдона де Ватри, адъютанта Жерома Бонапарта.

На следующий день последовали упрёки Императора: «Вчера Его Величество с сожалением был вынужден отметить, что вам не удалось соединить дивизии, что они действовали разрозненно, поэтому ваши потери столь велики». Это скорее упрёк, а не обвинение, но разве не было бы справедливее разделить ответственность за ошибки? Ней не видел особых преимуществ у планов Императора, они также были обречены на неудачу. Тактические ошибки Наполеона и посредственное выполнение его приказов исполнителями, наряду с численным превосходством противника, объясняют поражение при Ватерлоо, которое уже вырисовывалось на горизонте.

Узник Святой Елены тысячу раз будет мысленно возвращаться к своему последнему сражению. «Ней действовал с безумной храбростью», — не раз повторит он. Одной этой фразы достаточно, чтобы Ней при Ватерлоо запомнился, как маршал в западне, больше похожий на зверя, чем на человека. И тем не менее даже в эти страшные минуты он не терял надежды победить. Не потому ли он непрерывно подбадривает своих солдат? 16 июня он с искренним энтузиазмом, достойным кампании 1805 года, встретил кирасиров, доставивших ему знамя 69-го английского полка. [111] При Ватерлоо Ней, которому было предназначено выдержать главный удар и понести самые тяжёлые потери, ещё раз продемонстрировал вызывающую восхищение храбрость, но не более того. В 1813 году в Денневице он не стал ни Даву, ни Массеной в их лучшие дни. Так неужели он мог стать таковым на мрачной равнине Ватерлоо?

111

Трофей, захваченный в бою при Катр-Бра. — Примеч. науч. ред.

17 июня, проигранный день. В то время как Груши поручено преследовать Блюхера, Наполеон направляется навстречу Веллингтону в Катр-Бра, где должен быть Ней, которому было приказано «стать наконец хозяином положения». А маршал всё утро ожидал прибытия войск, обещанных в записке Наполеона, хотя первые части корпуса Лобо выступили по Намюрской дороге лишь в полдень, когда Веллингтона уже не было в Катр-Бра. Прибыв на место в 14 часов, Наполеон узнает, что англичане отошли на оборонительную позицию при Мон-Сен-Жан.

— Мы проиграли Францию! — рычит он. Когда появляется Ней, его приступ гнева ещё не прошёл: — Какая неопределённость, какая медлительность! Вы потеряли три бесценных часа!

Ней оправдывается тем, что узнал о результатах боя при Линьи уже после 9 часов, что,

по его сведениям, Веллингтон всё ещё находился в Катр-Бра. Разве он не послал свои эскадроны в разведку боем? Ошибка маршала велика, но ещё серьёзнее ошибка Наполеона, который вынужден с горечью признаться, что слишком поздно выступил из Линьи, что не подумал раньше об англичанах, что допускал мысль об их отходе на Брюссель. Упрекая князя Москворецкого за то, что тот не атаковал врага сразу же по получении первых приказов, Император забывает об одном условии из переданного раньше приказа: «Если перед вами только арьергард». Здесь Нею легко оправдаться: именно в тот момент ему предстояло потеснить не горстку солдат противника, а всю армию Веллингтона.

В соответствии с настроением Императора небо хмурится, гремит гром, начинается ливень. Наполеон тут же, несмотря на потоки с неба, приказывает начать безумное преследование врага. Солдаты передвигаются по колено в грязи, приходится перенести главное сражение на завтра.

— Если бы оно состоялось на двадцать четыре часа раньше, — заявит потом Император, — Веллингтону и Блюхеру не удалось бы соединиться.

Медлительность Наполеона в сочетании с бездействием Нея привела к тому, что французы упускают инициативу.

Воскресенье, 18 июня 1815 года, 8 часов утра. Наполеон садится за стол в одной из комнат фермы Кайу вместе с Бассано, мертвенно бледным, но чисто выбритым (после ночи, проведённой в стогу сена, он нашёл время, чтобы привести себя в порядок), Друо, сильно озабоченным последствиями произошедших событий, а также с не менее встревоженным Сультом. Все они в канун битвы при Аустерлице были совершенно спокойны, причём каждый, боясь разочаровать повелителя, старался продемонстрировать ясность и холодность рассудка. Сегодня же завтрак проходит в тяжёлой атмосфере, пища поглощается наспех. Обрюзгший и молчаливый Наполеон руками берет из серебряной тарелки, украшенной императорскими гербами, куски жареной баранины. Одним глотком он выпивает полбокала шамбертена, затем движением руки очищает стол перед собой, подавая тем самым знак, что начинается импровизированный военный совет. Присутствующие мгновенно прекращают жевать и разворачивают карты местности. Именно здесь на равнине Ватерлоо между Мон-Сен-Жан и Бель-Альянс^{386} всё будет решено. Остались ли англичане на своих позициях? Император опасается, что они могли воспользоваться ночью, чтобы отступить. Но нет, неприятель никуда не ушёл, Веллингтона расположение войск устраивает. «Численность неприятельской армии превышает нашу больше, чем на четверть, — заявляет Наполеон. — Девяносто шансов в нашу пользу, десять — против». В этот момент появляется человек с порывистыми движениями, гордой осанкой, с грубыми, словно высеченными, чертами красного лица, с пронзительным взглядом, голова увенчана огненной шевелюрой. Это Ней! Он ночевал на соседней ферме в Шантеле и только что объехал передовые посты. Маршал услышал оптимистический прогноз Наполеона:

— Объявляю вам, сир, что Веллингтон отдал приказ об отступлении, и, если вы не прикажете без промедления начать атаку, враг уйдёт от нас.

— Вы не разобрались в ситуации, — возражает Император, сопровождая слова широкими жестами, — они упустили момент. Отступая, Веллингтон, обречёт свои войска на тяжёлые потери. Игра начата, кости брошены, шансы на нашей стороне.

Подбадривая присутствующих, Наполеон заключает:

— Если мои приказы будут исполняться точно, сегодня мы заночуем в Брюсселе.

Дождь прекратился, солнце освещает ряды солдат, звучит музыка «На страже Империи», Наполеон слышит её в последний раз. На холме напротив Император отчётливо различает англичан — длинные шеренги темно-красных мундиров выглядят как полоса огня. Веллингтон занял позицию перед лесом Суань. Его правый фланг надёжно прикрыт замком Угумон и фермой Ла-Э-Сент, центр выгодно использует рельеф. Наиболее уязвим левый фланг, но здесь Веллингтон ожидает подхода 45 000 прусских солдат Блюхера. Против 68 000 Веллингтона Наполеон может выставить 74 000 человек. Император выбрал классический план, но со своими уточнениями: связав фланги англичан, начать атаку в центре. Наполеон погружен в себя, говорит мало, отдаёт приказы отрывисто и кратко. Всё должно пройти хорошо, если только вдруг на поле боя не появится Блюхер. Начинается ожидание. Ожидание чего? Намокшая земля затрудняет перемещение артиллерии, теряются ценные часы.

11 часов, 30 минут. Наконец! Главная батарея Императорской гвардии даёт три залпа. Это как третий звонок в театре: занавес поднимается. Со своего наблюдательного пункта на небольшом возвышении Наполеон пристально смотрит в подзорную трубу вдаль, на северо-восток. Он видит тёмное облако, которое принимает за движущиеся войска. Кто это, Груши или Блюхер? Свои или неприятель? Увы, это пруссаки, но Наполеон не смущается, он убеждён, что Груши идёт по пятам Блюхера и что последний окажется между двух огней.