Мартынов. Неделя стюарда
Шрифт:
Я попытался проанализировать происходящее. Яр появился вчера ночью, когда я помог фрейлине Аматуни отделаться от княжича Гуриели с плачевным для того результатом. Сегодня перед самым рестораном меня испытывал тусклый господин, и тогда я бы применил Яр для защиты, если бы у меня он был. Значит, я тогда был ещё без Яра, и он появился уже в ресторане.
Что же было в ресторане? В ресторане я поставил на место господина с голыми девушками. После этого Яр уже точно был, так как Елизавета Георгиевна изволила устроить шалости под столом с помощью своей ножки, чего бы никогда не сделала,
Господин мог вызвать меня на дуэль, что было бы опасно для моего здоровья. Получается, опасность призывает Яр? Но мы это уже проходили в моём детстве, этот подход оказался безрезультатным. Ничего не понимаю.
Пока я размышлял, «ЗИЛ» приблизился к дому. Я вышел из машины и, велев Тарасу меня не беспокоить, поднялся к себе. Быстро переодевшись в домашнюю одежду, то есть в самые обычные штаны и майку, я решил, что раз уж у меня опять есть Яр, нужно вернуться к первоначальному плану и полетать ночью в темноте, пока меня никто не видит.
В моём доме было два этажа и плоская крыша, на которой Тарас иногда сушил бельё. Я поднялся туда и огляделся по сторонам. В пределах видимости никого не было. Я снова визуализировал огромную руку, которая поднимает меня в воздух. Я не беспокоился о слишком резком подъёме, потому что на этот раз надо мной вместо потолка было открытое небо. Врезаться можно не бояться.
Я взмыл в воздух, у меня захватило дух. Но не успел я впервые в жизни насладиться полётом, как снова влетел во что-то головой! На этот раз, что-то мягкое. Из-за темноты я увидел только мелькнувший неясный силуэт. Воображаемая мной рука продолжала тащить меня наверх силой моего Яра. Я взлетал всё выше и выше, пока всё-таки не сообразил, что нужно представить, что рука остановилась.
Я завис на довольно большой высоте и окинул ночной Константинополь взглядом сверху. Он был прекрасен, особенно меня впечатлил вид большого парка имени генерала от инфантерии Алексея Петровича Ермолова. Парк имел форму двуглавого имперского орла. Я видел в Паутине его фотографии и при дневном свете, и в ночной иллюминации, то есть подсветке, но увидеть подобное в живую – наслаждение совсем другого уровня, другого порядка.
Я обратил свой внутренний взор на резервуар, Яра немного поубавилось. Я решил спуститься и полетать на меньшей высоте некоторое время. Конечно, видом я уже наслаждаться не мог, зато у меня получилось быстро ускоряться в горизонтальной плоскости и тормозить. Я попробовал пикирование: быстрый спуск, а затем, у самой земли, подъём вверх.
Отрабатывая этот приём над своим домом, я заметил какую-то фигуру на крыше. Зависнув над ней, я понял, что это незнакомая мне девушка с густыми вьющимися волосами. Она уже увидела меня, поэтому прятаться не было смысла.
– Ну-ка, иди сюда! – бесцеремонно поманила она меня пальцем.
Я растеряно приземлился на крышу, представив, что огромная рука аккуратно ставит меня.
– Во-первых, ты в меня врезался! – она подскочила и толкнула меня. Это была девушка примерно моего возраста или чуть старше, с каштановыми, насколько я мог судить в свете фонарей, волосами, совсем невысокого роста. Она пыталась изобразить гнев, но лицо её имело выражение скорее весёлого озорства.
– Простите, –
– «Простите», – передразнила она, кривляясь. – Во-вторых, ты разве не знаешь, что полёты в ночное время запрещены всем не-дворянам?
Я не нашёлся, что ответить. В теории я помнил об этом запрете. На практике же, он меня не касался: во-первых, по причине столбового дворянства нашего рода, во-вторых, до вчерашнего дня я летать был просто неспособен. И неизвестно, останусь ли способен завтра.
– Ну, что ты молчишь, как воды в рот набрал? – расхохоталась она. – Я никому не скажу. Как тебя зовут-то, чудо?
– Матвей Михайл…
– Да зачем мне твоё отчество-то? – развеселилась она. – В каком доме ты служишь, Матвей?
Теперь всё встало на свои места. Она приняла меня за прислугу, которая, благодаря капле благородной крови, имеет скромное количество Яра и пытается летать по ночам, пока никто не видит.
– Я из этого дома, – честно ответил я и показал на крышу под своими ногами.
– А я служу в особняке через несколько домов отсюда, – сверкая улыбкой сказала она, – меня зовут Лена. Елена Бенесова, если по документам.
– Очень приятно, – кивнул я, в последнее мгновение осознав, что протянутую крохотную ладошку нужно пожать, а не поцеловать, – а что вы… ты…
– Что ты там мямлишь? Говори нормально, – она снова толкнула меня, но уже слабее, можно сказать, по-дружески, с симпатией.
В нормальной ситуации, когда я нахожусь у родителей и у деда, я спокойно обращаюсь к прислуге на ты. Но сейчас, когда Елена не является моей прислугой и, более того, меня самого принимает за прислугу, когда мы общаемся так… неформально, что ли, мои внутренние системы самоидентификации в обществе дали сбой. Не говоря уже о том, что в наши дни все незнакомые люди друг к другу обращаются на «вы».
– Что ты тут делаешь? – спросил я, пересиливая своё отторжение того факта, что я вынужден «тыкать» женщине, с которой едва знаком.
– Я прихожу сюда играть на флейте. Тут уютно и никого нет. Обычно, – весело и дружелюбно ответила девушка. Моё «тыканье», которое мне казалось грубостью, она приняла как самую естественную вещь на свете.
«Так вот, о ком вчера упоминал Тарас, когда говорил, что кто-то на «дудке играет» – понял я.
– А как я в тебя врезался, если я был в воздухе, а не-дворянам летать запрещено? – полюбопытствовал я.
Она секунду смотрела на меня, будто прикидывая, действительно ли я такой глупый или просто для смеха притворяюсь.
– Затем, что я взлетала на крышу, Матвей, – наконец ответила она, – мне тоже кое-что досталось от благородных предков, которые путались с прислугой. Моей Яры хватает на большие прыжки, например, чтобы запрыгнуть на крышу этого дома.
– То есть, я врезался в тебя, когда ты была в прыжке? – уточнил я.
– Ага, вот, посмотри, синяк небось огромный? – она молниеносно задрала кофточку чуть ли не до самой груди. Никакого синяка я не увидел, зато увидел тонкую талию и красивый плоский животик с вертикальной полосочкой пресса посерединке.