Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Маша трясла головой, временно возвращая себе ясность мысли, и тут же снова впадала в полубред. Происходящее казалось кошмаром.
«Нужно забраться на крышу и прыгнуть», – серьёзно подумала она. – «Когда падаешь во сне, всегда просыпаешься у самой земли».
Маша посмотрела на проплывающие высотки.
«Надо назад. Жаль, автобусы уже не ходят. Пешком тяжело».
– Выпей чего-нибудь горячего и ложись спать, – сказала ей женщина в белом халате поверх формы. Кажется, это было у крыльца общежития.
Она не
Маша подняла голову: часы показывали полночь.
– Можно?
Она не поняла, откуда идёт голос, оглянулась на дверь: там стояла девушка в красном домашнем халате. Она заискивающе улыбнулась. Маша подумала, что нужно улыбнуться в ответ и не смогла.
– Прости, что так поздно. У тебя есть минутка?
Маша с трудом села на кровати, голова была тяжёлой и пустой – внутри только ветер.
– Проходи, – кивнула она и зажмурилась от боли.
Альбина обошла комнату по кругу, перевернула на письменном столе какой-то учебник, коснулась брошенного на спинку кровати полотенца, у окна поправила отогнутый уголок занавески.
– Как у тебя дела?
Маша наблюдала за ней из-под ресниц, вздрогнула, как от холода.
– У меня плохо. Очень плохо.
Альбина замерла у приколотого к обоям плаката: домик в заснеженных горах. Обернулась.
– А что случилось?
– Демоны! – Маша не знала, что всё ещё способна кричать. – Отстань от меня уже! Тебе что, приятно слушать о чужих проблемах?
Альбина отшатнулась, её лицо сделалось несчастным. Оно и было-то не очень весёлым, а сейчас уголки губ поползли вниз, дрогнули в плаксивой гримасе. Она сжалась, как будто ожидала удара.
– Я…
– Уходи, – тихо попросила Маша. – Давай… поболтаем потом.
Та скривилась, сжала кулаки. Зашипела, как раскалённая сковорода под ледяной водой:
– Когда мне плохо, мне даже поговорить не с кем! Все прогоняют. Посмотрим-посмотрим, я найду, чем тебе ответить.
Когда дверь захлопнулась, Маша снова легла и посильнее зажмурилась. Не помогало. Ничего не помогало. Хотелось то ли выть, бросаясь на стены, то ли искать самую высокую крышу, то ли бежать к Мифу и вытрясти из него всю душу за то, что он… а что он?
Маша поднялась, схватила со стола первую попавшуюся чашку и пошла на кухню, почти не соображая, что делает. Несмотря на поздний час, в некоторых комнатах горел свет, и из-за приоткрытых дверей доносились голоса. Она упрямо шла, едва не столкнула первокурсницу, вышедшую из душа с полотенцем на голове.
В кухне стоял приторный запах подгоревшей варёной картошки. Маша выключила газ, зачем-то поменяла местами две чужие миски на столе и села. Кружка выпала из обессиливших
Сколько она просидела, уткнувшись лбом в стол, уже не вспомнить. Кто-то взял Машу за плечи. Кто-то, охая, подобрал с пола осколки.
– Слышишь?
Она как будто вынырнула, увидела встревоженное лицо Ника, потом Лялю с веником наперевес.
– Мы уже всё знаем, – сказала она судейским басом. – Мы тебя ждали в фойе, а ты через чёрный вход зашла.
Горестно помолчали. Маша протянула Нику руку запястьем вверх.
– Мне какой-то укол сделали, наверное, успокоительное. Хотя я в истерике не билась. – Ей почему-то стало очень важно это объяснить, и чтобы он поверил. – Но я не могу спать.
Он хмурился. Ляля молча опустилась на соседний стул.
– Миф был на кафедре, когда ты позвонила, – сказал, наконец, Ник. – Это вообще случайно вышло, что он там задержался. Ну, вот и приехал быстро. Ты не рассказывай пока, если не можешь. Мы и так видим, что ничего хорошего.
– Чаю хочешь? – строго поинтересовалась Ляля. – Только я сейчас другую кружку принесу.
– А можно? – Маша попробовала улыбнуться, но губы сами поехали куда-то в сторону, и она поняла, что плачет, уткнувшись в локоть Ника.
Слёзы не принесли облегчения, скорее наоборот – всколыхнули в душе мутную болотную жижу, заставили вспоминать всё с самого начала. Бессмысленные попытки представить, как всё могло бы случиться по другому. Ник погладил её по волосам.
– Соберись. Ей как никогда нужна твоя помощь. Подумай, что Сабрине сейчас в десять раз хуже, чем нам. Так что соберись, поспи, и завтра мы все вместе подумаем, что делать. И сделаем. Не может быть, чтобы она не вернулась.
Маша закивала, потому что не получалось говорить сквозь слёзы.
Да, нужно взять себя в руки. Да, истерикой никому не поможешь. Да, она сильная. Да, да, да…
Спала она или нет – Маша так и не поняла. Перед глазами мелькали заплетённые паутиной потолки, колонны в алом свете маячков, провалы-двери, снова паутинные потолки. Потом раздался стук. Она вскочила с кровати, отчаянно соображая, кто же может стучать по колонне.
– Маша? С тобой там всё в порядке? – послышался приглушённый взволнованный голос.
Ещё не очень сжившись с пространством, она поплелась открывать дверь. Оказалось, что небо уже совсем светлое, в небе носятся громогласные стрижи, а часы показывают семь утра.
На пороге стоял Миф.
– Разрешишь пройти? Ох, как у тебя душно, я открою окно.
Пока он возился с задвижками, Маша снова присела на кровать. Она чувствовала себя разбитой, шею и лоб покрывала лихорадочная испарина.
– Еле нашёл тебя, – сообщил Миф, верхом садясь на стул и складывая руки на его спинке. Стёкла очков так блестели, что Маша не могла рассмотреть выражение его глаз. – Ну что, пришла в себя? Продолжим разбираться?