Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
– Опять? – не сдержалась она и тут же смутилась выкрика. В воздухе между ними плавала серебристая пыль, как конфетти.
Альбина подняла голову. Она стала как будто эфемерно-прозрачной, бледной почти до синевы, и чёрные пряди прилипли к влажным от пота щекам. Внутри у Маши всё похолодело.
– Что случилось?
Альбина отвела глаза. Вверху включили музыку, истошно заорал иностранный певец. Маша ощутила, как по телу под футболкой текут капли пота.
– Пойдём, – выдавила она, шаря руками по бетонному ограждению. Певец орал, рычали машины, и солнце
– Куда? – растерянно спросила Альбина, прижимая ладонь к губам.
– Не важно. На кафедру пойдём, к декану, к ректору. Везде пройтись успеем. Эти, из твоей группы, они опять тебя терроризируют, да?
Альбина ухватила её за руку и требовательно дёрнула вниз. Серебристая пыль закрутилась тайфуном.
– Ты не так поняла. У меня совсем другое. – Она трудно сглотнула, снова пряча глаза под чёлку. – Знаешь, почему я живу в общежитии, хоть у меня родители в этом городе? Просто я не могу больше жить с отцом. Он пьёт последнее время, почти не переставая, тащит вещи из дому. Ну, ты понимаешь, наверное?
Маша не была уверена, что понимает всю глубину проблемы, но кивнула. Тайфун пылинок между ними почти успокоился. Скребя ногтем по молнии, Альбина снова выдавила улыбку.
– Я чем-то могу помочь? – нахмурилась Маша. Разговор начинал действовать ей на нервы, а в особенности то, что каждое слово приходилось вытаскивать пыточными клещами. Пришла говорить – излагай, а если не хочешь – оставь всех в покое.
Наконец Альбина покачала головой.
– Вряд ли. Не сердись, что я себя так веду. У меня сейчас очень тяжёлый период в жизни, я даже хожу к психоаналитику.
– Помогает? – сморозила Маша, тут же прикусывая себе язык.
– Пока не очень.
Они помолчали, каждая глядя в свою сторону. Маша смотрела в небо с редкими огрызками облаков. Бетонная стена приятно холодила спину, и подниматься и уходить не хотелось. Терпеть молчание Альбины тоже не было сил.
Но та вдруг шевельнулась, устраиваясь в позе лотоса.
– А у тебя как дела? – показательно весёлый тон окончательно убил в Маше всё желание поболтать. – Он так и не позвонил?
– Нет, не позвонил. Значит, занят был. Слушай, я, наверное, пойду, а то Сабрина ворчать начнёт. Встань, пожалуйста, с коврика.
Альбина подняла на неё прозрачные глаза. Ни тени обиды – божественная мудрость и спокойствие в каждом зрачке.
– Я вижу, ты переживаешь.
«Переживаю, что мне лезут в душу». Маша едва не выдернула коврик у неё из-под ног. Она уже жалела, что вчера вечером понарассказала Альбине слишком много, вывернула душу наизнанку, потому что больше никто бы не послушал.
– Я хочу помочь. Может, тебе тоже нужно сходить психологу?
Альбина теперь почти бежала за ней по коридору. Шлёпали по паркету тапочки. Из-под двери кухни просачивался запах подгоревшей гречки.
– Ты просто не хочешь признаться, что тебе нужна помощь!
– Я сама могу справиться со всеми проблемами, – бросила Маша через плечо и замерла.
В дверном проёме комнаты стояла Сабрина. Работал вентилятор,
– От кого это ты бежишь?
Не дождавшись ответа, Сабрина сама посмотрела за угол, но только пожала плечами. Видимо, Альбина не стала дожидаться развязки.
– Собирайся уже, пойдём, – устало выдавила она и хлопнула дверью.
Глава 10. Возьми меня с собой
Ты так давно спишь.
Люди толпами валили на городской пляж. Ещё бы – суббота, вечер. В автобусе стало тесно от разгорячённых полуголых тел. Маша, спиной привалившись к поручню, рассматривала сосредоточенное лицо Сабрины, пыталась угадать, о чём она думает, глядя мимо пространства.
Мимо пронеслась прохладная гладь озера, и в автобусе стазу стало просторно. За окном потянулись рощи и частные дома – окраина, скоро конечная – им выходить.
– Прицепилась ко мне эта Альбина, – сквозь зубы выдала Маша и оглянулась на всякий случай: вдруг Альбина устроилась на одиночном сидении, первом от водителя, и слушает теперь все их разговоры. Нет, там парень. – Всё у неё плохо. А я что, жилетка ей? И если бы я могла помочь, а так…
– Скажи ей, чтобы шла лесом. Или хочешь, я скажу?
Маша отвернулась, чтобы проводить взглядом ещё несколько домов.
– Некрасиво как-то.
– Некрасиво? – усмехнулась Сабрина, проводя кончиками пальцев по поручню. Она совершенно мистическим образом держала равновесие в автобусе, маневрирующем по пустым дорогам, и почти всю дорогу спокойно держала руки в карманах. – Я думаю, что она в третьей группе всех так довела, вот её и поколотили. У меня тоже руки чешутся, как только её вижу.
Она характерным жестом сжала и разжала кулаки.
– Да жалко мне её, – призналась Маша. – Вся несчастная такая, замученная.
– Ну пожалей, – фыркнула Сабрина и отвернулась. – Ты же собиралась следователем быть, вот и сопоставила бы факты. Я поговорила с парнем из третьей группы, он сказал, что никто твою Альбину не бил, и вообще у них ничего экстраординарного не случалось.
Со сдвоенного сиденья на них внимательно посмотрела женщина, прижимающая к груди сумку, как младенца. Маша встретилась с ней взглядом – может, мать? Нет, вроде бы не похожа на Альбину. Женщина отвернулась.
– Да так он тебе и выложит правду-матку, как на духу, да? – скептически состроила Маша, но в душу её закрались сомнения. Хотя с другой стороны, зачем Альбине врать. Не для того же, чтобы с ней подружиться, так?
Они так и молчали до конечной остановки: Маша перебирала в уме знакомых, соображая, через кого бы выйти на надёжную информацию о третьей группе, а Сабрина смотрела в окно и изредка тихо усмехалась своим мыслям.
Когда из-за деревьев показалась бетонная свечка больницы, в автобусе не было никого, кроме них и задремавшего на своём насесте кондуктора. Водитель закурил, не дожидаясь остановки, и ветерок протащил в салон горький дым.