Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
– Да, перехвалил я вас, однако. – Разглядывая их графики, Миф почесал в затылке карандашом. – Что-то слабовато, леди.
Сабрина сидела с каменным лицом, сложив перед собой руки, как первоклассница, только вот у первоклассниц не бывает таких жёстко поджатых губ, и таких сведённых у переносицы, чёрных, как графитные линии, бровей.
– Маша. – Миф постучал по парте обратным концом карандаша. – Что же там такого сложного, что поставило вас в тупик? Страшно? Темнота сбивает с толку? Или стены давят? Расскажите мне.
– Не совсем
Сабрина тяжело дышала у её плеча, Миф смотрел изучающе. Под их обоюдным осуждением Маша почувствовала себя мышью на препаровальном столике. Пришпиленной за все четыре лапки.
– Маша, мне кажется, вы абсолютно не стараетесь, а так нельзя. Понимаете, железо не сделает за вас всю работу, нужно потрудиться самим. Я не зря сказал, что объект довольно сложный. – Миф посмотрел мимо и сузил глаза, как будто там было интересно, куда интереснее, чем с Машей. За окном аудитории пылал белёсый диск солнца. – Сделайте то же самое, что делаете обычно, только ещё лучше. Сущность выйдет к вам. Должна выйти. Если, конечно, я в вас не ошибся.
Его губы были испачканы чернилами – Маша видела. Ей вдруг стало очень страшно его разочаровать, и этот страх сковывал пальцы – она сжимала их в замок. Миф хлопнул стопкой листов по ладони и тут же поднялся, уперевшись руками в парту.
– Пока что тут нечего обсуждать, леди. Надеюсь, на завтрашнем отчёте вы порадуете меня.
Они же снова остались последними – по мановению руки Мифа, и Маша кожей ощутила пустоту коридора ещё до того, как открыть дверь. А за открытыми окнами, наверное, верещали стрижи. Хотя нет.
– Маша.
Не успела её ладонь лечь на дверную ручку, Миф окликнул её, и брови Сабрины снова сошлись у переносицы.
– Задержитесь ещё на две минуты. Пусть ваша подруга подождёт в коридоре.
Где-то за полдень облака заволокли небо, и стало хоть немного легче дышать. Сабрина опять засела за графики, забыв – или притворившись, что забыла, – все сегодняшние разговоры, а Маша, скорее от безысходности, чем по непреодолимому желанию, выбралась из комнаты.
На закрытой лоджии она расстелила спортивный коврик и села, слишком измученная мыслями, чтобы оставить силы на упражнения.
…Асфальтовая дорожка от института к общежитию вилась по кленовой роще. Проходя мимо беседки, Маша меланхолично отметила, что узорчатые лавочки пустуют. Жарящее изо всех сил солнце разогнало даже заядлых гуляк.
Она догнала Сабрину и положила руку ей на плечо.
– Ну перестань дуться. Горгулью пережили, и Мифа как-нибудь переживём.
– «Ваша подруга» – он так сказал, – состроила недовольное лицо Сабрина. Нельзя сказать точно, чего в ней было больше: удивления или злости, но Маше стало немного не по себе от её тона.
– Да ладно тебе.
До общежития они дошли молча, и у
– Рассказывай. Думаешь, я боюсь получить плохую оценку? Думаешь, это волнует меня больше всего на свете?
Маша в нерешительности замерла у перил.
– А что тогда?
– О чём вы говорили с Мифом? – прокурорским тоном поинтересовалась Сабрина.
Мимо прошествовали две важные старшекурсницы, полностью погружённые в свои взрослые серьёзные проблемы, и даже не обернулись. Маша смотрела им в спины и не знала, что отвечать.
– Маша, я волнуюсь.
Она с тяжёлым вздохом опустилась рядом, ощутила прохладное прикосновение Сабрины к своему плечу. Прядь её волос, собранных на затылке в хвост, пощекотала Маше шею. Сабрина придвинулась к ней ближе. Нужно было отвечать, хоть что-нибудь, но она чувствовала, что не сможет.
– Да всё о том же, – пробормотала Маша, глядя в чисто выметенный асфальт под ногами. – Я просто сказала ему, что не против писать диплом по этой теме, и всё.
– Но я не понимаю, почему об этом обязательно нужно говорить наедине. И вы торчали там двадцать минут, а не две. Да, я засекала.
Маша в бессилье тряхнула руками.
– Ну, не знаю, как так вышло. Преподы любят переливать из пустого в порожнее, вот он и болтал. Пойдём собираться, а то опять ничего не выловим.
…Жёсткий коврик, пышущий жаром бетонный пол.
– Извини, что отвлекаю тебя.
Маша вздрогнула и обернулась. Ах, вот и ещё один нерешённый вопрос – в узком общем коридоре стояла Альбина, теребя в руках пояс халата. Чёлка падала на её лицо, скрывая выражение глаз.
– Привет. – Маша поднялась с пола и села, спиной привалившись к бетонному ограждению. Пресс остался недоработанным, и противные мысли не успели выветриться из головы. – Хорошо, что встретились.
Альбина опустилась на другой край коврика. Её волосы пахли терпкими духами, и Маша невольно отшатнулась – она не любила излишней близости.
– Ты не обижайся за торт. Мы правда никого не приглашали, само вышло, – выдала она охрипшим вдруг голосом.
«Решит, что я вру. Точно ведь решит…»
Она подтянула под себя ноги и села неудобно, но так, чтобы не касаться собеседницы.
– Всё в порядке, – слабо вздрогнула Альбина. Она скрючилась так, что Маша не видела её лица, только макушку и плечи в коротких рукавах халата. – Я привыкла.
– Что случилось? – сообразила, наконец, Маша. – Миф раскритиковал? Не бери в голову, нас он вообще так отругал, что сквозь землю хотелось провалиться. И ничего, живы. Хотя Сабрина, конечно, в шоке.
По-летнему шумел под окнами общежития город, и кто-то хохотал на нижнем этаже, хлопали двери, а Альбина сумрачно водила ногтем по молнии халата. Вверх-вниз. Вжик-вжик. Маша наблюдала за её пальцем.
– У меня большие проблемы. Большие, – повторила Альбина, словно Маша могла не расслышать.