Маша Орлова. Тетралогия
Шрифт:
Почему же так тянет Миф!
Буквы запрыгали перед глазами. Дальше вступления Маша всё равно не продвинулась, да и что было в том вступлении – помнила весьма смутно. Гость распрощался и вышел. Через аквариум она видела, как Миф повернулся к компьютеру. Современная машина дико смотрелась на фоне стеллажей, просевших под рукописями прошлых десятилетий.
На одной полке – взятая в рамочку медаль, не прочитать, за что. Фотография строгого человека при галстуке – чёрно-белая – заткнута в одну из книг. Высохшая, как папирус, бабочка. Давно выцвела пыльца на крыльях.
В этом был весь он. В бесцветной бабочке, заткнутой в книгу фотографии и пепельнице, переполненной окурками. Сизый дым потихоньку улетал в форточку. В институте, конечно, нельзя было курить – кроваво-алые объявления развесили на всех этажах. Но Мифу можно.
«Он ведь не курил раньше», – запоздало вспомнилась Маше. – «Когда начал? Выходит, этим летом».
Выходит, что из-за неё.
– Да, – сказал он, наконец, когда стрелки часов почти подползли к началу следующей пары. – Маша, подойди ко мне. Посмотрим, что у тебя здесь.
Она с облегчением отложила книгу и вышла из-за аквариума, чтобы окунуться в новое облако сизого дыма. Ну вот, отлично. Теперь Горгулья, ещё чего доброго, прицепится с допросом, где курсанты курят на переменах. Не скажешь же ей, что Маша провоняла так за одну единственную перемену в кабинете Мифа. А если и скажешь, то не поверит.
На экране компьютера была открыла её статья. Даже издали Маша её узнала по длиннющей таблице из шести столбцов. Ни единого исправления – Миф обычно помечал неточности жёлтым цветом, – но он скорбно поджал губы. Маша напряглась.
– Честно говоря, вышло довольно паршиво. Ты правда читала этих авторов? Сама?
Она могла выдумывать столько угодно доказательств, но в присутствии Мифа всегда замолкала и цепенела. Добиваясь ответа, он смотрел на Машу секунд десять. Поверх узких прямоугольных очков взгляд казался особенно сердитым. Так и не дождавшись от неё даже кивка, Миф снова повернулся к компьютеру.
– У некоторых статей не указаны годы публикации. Перепроверь, будь добра, ещё раз. – Тонкий указатель скользнул по ровным строчкам текста. – О нет. Королёв никогда не занимался сущностями первого порядка. Ты опять что-то напутала. Да и вообще, у тебя всё подано слишком схематически, не хватает деталей. Займись.
Почему она снова ничего не сказала ему? Большая стрелка часов уверенно уползала за шестёрку. Лекция Горгульи уже началась, и дверь заперли изнутри. Маша прекрасно видела, что спешить некуда, потому она и стояла перед Мифом, не шевелясь.
Да, наверное, именно поэтому и стояла.
Компьютерный указатель щёлкнул по алому крестику – статья исчезла с экрана, как будто её и не было. Миф испытывающе взглянул на Машу. Она стояла на прежнем месте.
Понятное дело, что он ею так недоволен – Маша даже эту жалкую статью написать не в состоянии. Даже жалкую статью, в которой всего-то и требовалось, что собрать нужные данные в институтском архиве! Что тут говорить о полевой работе.
Зря проторчала там месяц, задыхаясь в пыли и теряя зрение от тусклого мигающего
– Ты что-то ещё хотела? – Раздражение в его голосе стало уже слишком явным. Его было не скрыть. – Иди, иди, а то опоздаешь на лекцию.
Она развернулась и вышла. Сама виновата, в конце концов. Кто просил идти под его руководство? Сама ведь пошла, из упрямства. Из желания доказать ему что-то. Если бы летом она знала, если бы только знала.
Впрочем, Маша прекрасно понимала, что даже если ей придётся торчать в архиве весь остаток жизни, она не отступится. Она Мифу такого счастья не подарит! Пусть кривится и смотрит на неё поверх очков. Пусть курит, наполняя всю комнату синюшным дымом. Не на ту напал, господин лучший оперативник.
Выкрашенные в бежевый институтские стены знали много прикосновений. Их обтирали спинами ожидающие, руками хватали те, чья походка делалась неверной, пристраивали на них тетради судорожно списывающие. Кое-где виднелись незакрашенные надписи-царапины. Маша вела по ним рукой, не читая. Все эти надписи – и даже те, что были до них – она знала наизусть.
Маша дошла к триста первой аудитории и из упрямства простояла у стены всё время до перерыва, почти не меняя позы. В притихшем коридоре был хорошо различим голос Горгульи – по-военному чеканные фразы.
Хорошо бы вообще не попадаться ей на глаза хоть сегодня – так ведь потом всё равно выяснит, почему не пришла, да что случилось. Пусть уж так.
Мелодично разлился по этажам звонок, и в двери повернулся ключ. Маше показалось, что стоило двери чуть приоткрыться, как в коридор высыпала сразу вся группа, застучали шаги по скользкому полу.
Они её окружили таким плотным кольцом, что даже Горгулья, реши она прорваться к опоздавшей, не разорвала бы строй.
– Ну что? – первой спросила Сабрина, загодя хмурясь.
– Ничего, сказал всё переделать. Как я и думала. – Маша старалась ни на кого не смотреть.
– Вот зараза! – упоённо-громко подвёл итог Рауль. – В третий раз посылает переделывать.
Ляля ткнула его локтем в бок – потише мол, тут преподаватели ходят.
– По-моему, сейчас самое время от него уйти, – заявила она не менее громко, чем Рауль. – Пока всех руководителей не расхватали. А что, потом дождёшься – не к кому будет приткнуться.
Сабрина смотрела молча, кажется, даже не мигая, и её взгляд угнетал Машу больше всего, даже больше, чем слова всех остальных.
– Я бы на твоём месте ушла, – сказала Ляля, окончательно выдохшись.
Все смотрели на неё так выжидающе, что Маше пришлось ответить.
– Нет, я не уйду. Я не могу так… отступить. Понимаете? Тем более, что никто другой не занимается оперативной работой.
Кто-то вздохнул, кто-то всплеснул руками, и круг распался, только Сабрина осталась стоять рядом, сложив на груди руки. Её злое напряжение сменилось отрешённой усталостью.